Анубис

Том скромно покачал головой и продолжил накладывать на его тарелку мясо, поливая подливкой, картофель с поджаристой корочкой. Одного запаха было достаточно, чтобы у Могенса потекли слюнки. Он вдруг почувствовал, как проголодался. Все-таки единственной трапезой за весь день был завтрак — пусть и обильный, — который перед его отъездом приготовила мисс Пройслер, а между тем перевалило далеко за восемь вечера. Ему пришлось взять себя в руки, чтобы не схватить с неприличной поспешностью нож и вилку. В желудке у него громко заурчало, отчего он сконфузился. Но Том только улыбнулся.

— Надеюсь, вам понравится. На повара я не учился.

— Если хоть на малую толику так вкусно, как выглядит, это, несомненно, будет самой изысканной едой, которую мне предлагали на протяжении долгих лет.

Том польщенно улыбнулся, но тут же махнул рукой в сторону двери:

— Если это все… Мне надо еще позаботиться об остальных.

— Ты со всем этим справляешься один? — Могенс понадеялся, что Том не заметит его явного разочарования. Он-то намеревался за ужином потолковать с юношей и, возможно, получить ответы на тот или иной вопрос, которые Грейвс не дал даже возможности задать.

— Не так уж трудно, — скромно ответил Том. — К тому же готовить мне нравится. Я уж подумывал открыть в городе ресторан, когда работа здесь кончится. Но до этого пока далеко.

— Так говорит доктор Грейвс? — осторожно спросил Могенс. — Он считает, что это еще долго продлится?

Как бы безобидно ни звучал вопрос, он явно поверг Тома в смущение. Он немного помялся, а потом все-таки сказал:

— Извините меня, профессор, но доктор Грейвс запретил нам говорить о работе за пределами пещер.

— Ладно, Том, — отступил Могенс. — Я не хотел смутить тебя.

Том нервно кивнул:

— Я… я зайду попозже… за посудой. Если что-нибудь понадобится, просто откройте дверь и покричите меня.

Он поспешно вышел, чтобы не предоставить Могенсу повода к дальнейшим неприятным расспросам, а Могенс стряхнул последние мысли о Джонатане Грейвсе и его столь же сенсационной, сколь и зловещей находке и принялся за еду.

Уже с первым куском ему стало ясно, что это и впрямь была наилучшая еда, которую он получал в последние годы за стенами пансиона мисс Пройслер; она бы выдержала конкурс в соревновании с кухней ресторанов при гостиницах-люкс. Совершенно очевидно, что Том, помимо водительских способностей, обладал еще целой кучей других скрытых талантов. И хотя Том навалил в его тарелку явно чрезмерную порцию, Могенс проглотил ее на раз, да еще смакал куском хлеба последние капли подливки.

По телу разлилось ощущение сладкой истомы, когда он закончил трапезу. Его взгляд на мгновение задержался на застеленной свежим бельем постели, и одного этого взгляда хватило, чтобы приятная расслабленность перетекла в свинцовую тяжесть. Веки закрывались сами собой, и ему пришлось собрать всю силу воли, чтобы не заснуть прямо за столом.

Он имел полное право на усталость. Все-таки позади был крайне напряженный — и долгий — день, уж не говоря о том, чего ему стоило преодолеть шок от открытия Грейвса. Было бы не только простительно, но и в высшей степени разумно уступить соблазну, сделать несколько шагов до кровати и растянуться на ней, чтобы тут же погрузиться в сон.

Но этого ему не хотелось.

Это не только противоречило бы его привычке не ложиться слишком рано, но и в свете того, что он сегодня испытал, было бы прямо-таки непростительным. И хотя ему было совершенно ясно, что еще долго предстоит заниматься этим невероятным открытием колоссальной важности, в то же время у него не оставалось ни малейшего сомнения: сегодня не только самый значительный день в его жизни, но и день, который войдет в учебники истории, день, о котором будут говорить не только его коллеги, но, возможно, весь мир, и на протяжении еще многих десятилетий. И что он скажет, когда его спросят, как он провел этот судьбоносный день, в корне переменивший картину мира?

Что он с час осматривался, потом насладился великолепным ужином и рано лег спать?

Он преодолел усталость, налил себе еще чашку кофе, следом за ней третью и напряг всю силу воли, чтобы окончательно победить чувство утомления, пока кофе не начнет оказывать действие, разливаясь по жилам живительной влагой.

Остатки кофе в кувшине еще не успели окончательно остыть, когда сонливость постепенно отступила и чуть позже прошла свинцовая тяжесть в членах. Бодрым он себя отнюдь не чувствовал, но воздержался от того, чтобы выпить еще чашку. Если переборщить, то, скорее всего, он проваляется всю ночь без сна, а наутро будет совершенно разбитым. Он поднялся, привычным, хоть и бессмысленным жестом расправил свой костюм и принялся за инспекцию помещения, которое на ближайшие недели, а возможно, и месяцы, по всей видимости, станет его домом.