Анубис

Долю секунды он смотрел на него проницательным взглядом, а затем отвернулся и подошел к гигантским вратам. Колеблющийся свет его керосиновой лампы оживил жуткие статуи стражей, Могенсу даже показалось, что высеченные щупальца зашевелились, как гнездо кишащих змей и червей. Грейвс медленно поднял руку, чуть помешкал, а потом коснулся матового металла почти что с благоговением. Пламя его штормового фонаря заколыхалось сильнее, и по створкам заскакал каскад пляшущих теней, сопровождаемый чем-то другим, злейшим, что еще не вполне проснулось, но вот-вот проснется.

— Оно там, — сказал Грейвс. Его голос перешел на шепот, едва ли более слышный, чем дыхание; шепот смешался с эхом давно отзвучавших кощунственных молитв и заклинаний, превратившихся в нечто новое и в то же время древнее, и это добавило Могенсу страху. — За этой дверью. Неужели ты не чувствуешь? Я чувствую. Оно там и ждет нас.

Могенс не мог отвечать — страх сжал его гортань. Но он чувствовал, что Грейвс прав. За этими вратами находилось нечто. Нечто древнее и бесконечно могущественнее, что было заперто и заковано от начала времен, но не потеряло своей силы. Одной только мысли, чтобы отпереть эти врата и оставить их открытыми — неважно, что за ними поджидало, — было больше, чем он мог вынести.

— Ты… ты хочешь открыть… это? — не веря собственной догадке, прошептал он.

— Я уже пытался, — ответил Грейвс. Нота ужаса, прозвучавшая в голосе Могенса, казалось, не была им расслышана, а может, это его просто не волновало. Обтянутые черной кожей пальцы скользили дальше по зловещим изображениям и символам, выгравированным на поверхности серого металла — врата в другой, запретный мир, где обитают смерть и безумие. Пламя заколебалось сильнее, и у Могенса возникло жуткое впечатление, что под черной кожей нечто среагировало на прикосновение. — Какие только средства я не перепробовал! Все впустую. — Он наконец опустил руку, отступил на шаг и, тяжело вздохнув, снова повернулся к Могенсу.

— Этот металл, Могенс, не человеческих рук дело, — сказал он. — И никакому человеческому инструменту с ним не справиться.

— А что… — Могенс нервно облизнул губы, а потом зашел с другого конца, не глядя Грейвсу в глаза. — И какова моя роль?

Ответ он знал. Он давно понял, почему Грейвс привел его сюда. Понял в тот самый момент, когда ступил в эту палату.

— Есть другой путь, чтобы открыть эту дверь, не зубилом или взрывчаткой, Могенс, — сказал Грейвс чуть ли не ласково.

— Ты же знаешь, что я… этими вещами больше не занимаюсь, — запинаясь, вымолвил Могенс.

Он хотел сказать совсем другое, может быть, заорать, затопать ногами, пустить в ход кулаки — но ничего такого сделать не мог. Наглое требование Грейвса было настолько вопиющим, что лишило его всякой способности на какую-либо реакцию, он был не в состоянии даже думать.

— Ты не брал в руки своих книг с той ужасной ночи, знаю, — спокойно продолжал Грейвс. — С той самой ночи ты отрекся от всего, что прежде ревностно — и не без оснований — защищал. — Он покачал головой. — В глубине души ты знаешь, что это неправильно.

— И чего ты теперь ждешь от меня? — Голос Могенса мало отличался от сдавленного хрипа, но в его собственных ушах он звенел криком отчаяния. — Что я эту дверь расколдую?

— Если хочешь, да, — невозмутимо подтвердил Грейвс. — Хотя ты так же хорошо, как я, знаешь, что это чепуха. — Он поднял руку, когда Могенс хотел возразить, и слегка повышенным резким тоном продолжил: — Мне что, прочитать тебе тут лекцию, которую я неоднократно слышал от тебя?

— Нет! — решительно запротестовал Могенс. — Я больше ничего не желаю слышать об этом вздоре! Никогда!

— Вздоре? — Грейвс рассерженно, почти яростно помотал головой. — Почему ты вдруг стал отрицать все, во что раньше верил? Оно здесь! Ты это чувствуешь так же явственно, как я. Каждый, вошедший в это помещение, почувствовал бы это. Не спорь!

— Я больше не желаю об этом слышать! — теперь Могенс кричал по-настоящему. — Никогда! Я немало причинил вреда!

— Твое самобичевание не оживит Дженис, — тихо произнес Грейвс. — То, что тогда произошло, не было твоей виной, Могенс. Если кто-то и был виноват, так это в первую очередь я.

Могенс не стал ему возражать. Если Грейвс привел его сюда, чтобы получить отпущение грехов, то он понапрасну проделал этот путь.

— И ты вправду думал, что я в порыве благодарности стану тебе помогать стать знаменитым вот этим? — зло спросил он. — Не рассказывай мне, что ты здесь ради высоких идеалов науки, Джонатан! Ты ревностно охраняешь свое сокровище. Ты скрыл находку от Хьямс, Мерсера и Мак-Клюра не потому, что они не специалисты в этой области, а потому, что ты не хочешь ни с кем делиться своим открытием! Ты жаждешь его только для себя! Слава, научное бессмертие! Бог мой, уверен, если бы это была гробница где-нибудь в египетской пустыне, ты бы без зазрения совести разграбил ее и нажился на этом! Когда тебе пришло в голову позвать на помощь меня? После того как ты убедился, что одному тебе никогда не открыть эту дверь?

— А если и так, то что? — нимало не смутившись, спросил Грейвс.