Анж Питу

Отступать старой деве было некуда: вид Питу опровергал все ссылки на его слабое здоровье. Он был высок и тощ, но деревья в лесу тоже высоки и тощи, что не мешает им пребывать в самом добром здравии.

Мадемуазель Анжелика попросила неделю на размышления, с тем чтобы выбрать для племянника ремесло.

Питу был так же печален, как и его тетка. Его образ жизни казался ему превосходным, и другого он не желал.

В эту неделю обоим было не до лужиц и не до браконьерства; к тому же стояла зима, а зимой птицы пьют где попало; кроме того, только что выпал снег, и мальчик не осмеливался ставить силки. Снег хранит следы подошв, а Питу обладал парой таких ступней, что папаша Лаженес меньше чем через сутки наверняка определил бы, какой ловкий плут опустошает охраняемые им владения.

В отсутствие добычи старая дева опять выпустила когти. Перед Питу вновь оказалась прежняя тетушка Анжелика, наводившая на него беспредельный ужас и подобревшая на мгновение лишь под действием корысти — главного движителя ее существования.

Чем ближе подходил назначенный срок, тем сильнее злобилась старая дева, так что на пятый день Питу уже только и мечтал о том, чтобы тетка немедля решилась отдать его в учение — не имеет значения, к кому, лишь бы не оставаться при ней козлом отпущения.

Внезапно измученный ум старой ханжи осенила великолепная идея. Идея эта мгновенно вернула ей покой, утраченный шесть дней назад.

Заключалась эта идея в том, чтобы попросить аббата Фортье безвозмездно принять несчастного Питу в школу, а затем, выхлопотав ему стипендию, учрежденную его высочеством герцогом Орлеанским, отдать его в семинарию. Тетке Анжелике эта учеба не стоила бы ни су, а г-н Фортье был просто обязан порадеть племяннику богомольной особы, сдающей внаймы стулья в его церкви и к тому же полгода ублажавшей его дроздами и кроликами. Таким образом Анж, помещенный под стеклянный колпак, приносил бы тетушке доход в настоящем и сулил его в будущем.

Аббат Фортье в самом деле принял Анжа в свою школу, не взяв никакой платы. Аббат этот был добряк, менее всего заслуживавший упреков в корысти; он дарил свои познания невеждам, отдавал свои деньги неимущим и был непримирим только в одном отношении: он терпеть не мог солецизмов и яростно ненавидел варваризмы. В этом случае друг и враг, богач и бедняк, ученик, за которого платят, и ученик, посещающий школу бесплатно, — все были для него равны; он обрушивался на грешников с римской беспристрастностью и спартанским стоицизмом, а рука у него была тяжелая. Родители знали об этом и, решившись определить детей в пансион аббата Фортье, отдавали их в полное его распоряжение; на попытки матерей вступиться за своих отпрысков аббат отвечал изречением, выгравированным на поверхности его ферулы и на рукоятке его плетки: «Кого люблю, того и бью».

Итак, по просьбе тетки Анж Питу был принят в число учеников аббата Фортье. Старая богомолка, гордая этим обстоятельством, которое, однако, гораздо меньше радовало ее племянника, вынужденного проститься с независимой бродячей жизнью, отправилась к метру Нике и объявила, что не только выполнила условия доктора Жильбера, но и сделала сверх того. В самом деле, доктор потребовал, чтобы Анжа Питу выучили достойному ремеслу: тетка же готова сделать для ребенка больше и дать ему превосходное образование, и где? В том самом пансионе, где учится Себастьен, за что доктор платит пятьдесят ливров.

Правда, обучался Анж бесплатно, но об этом доктору Жильберу знать было решительно незачем, а если бы тайна и раскрылась, она никого бы не удивила: бескорыстие и беспристрастие аббата Фортье были общеизвестны. Подобно своему Небесному Учителю, он возлагал на школяров руки, говоря: «Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне». Однако отеческие эти руки были неразлучны с учебником и пучком розог, так что чаще всего от Иисуса, к которому дети приходили в слезах, чтобы уйти утешенными, аббат Фортье отличался самым решительным образом: к нему ученики приходили, объятые страхом, а уходили, глотая слезы.

Новый ученик вошел в класс со старым сундучком под мышкой, роговой чернильницей в руках и двумя-тремя обломками перьев за ухом. Сундучок был призван с грехом пополам заменить пюпитр, чернильницу подарил новоявленному школяру бакалейщик, а обломки перьев мадемуазель Анжелика прибрала к рукам накануне, при посещении метра Нике.

Анжа Питу ждал тот братский и нежный прием, который, рождаясь у детей, водится у взрослых, а именно — град насмешек. Весь класс принялся издеваться над новеньким. Двоих учеников оставили после уроков из-за его соломенных волос, двух других — из-за его удивительных коленей, которым мы уже посвятили несколько слов. Еще двое сравнили ноги Питу с узловатыми корабельными канатами. Острута имела успех, обошла стол, вызвала всеобщее веселье и, следовательно, насторожила аббата Фортье.