Анж Питу

Известно, что офицеры, служившие в Бастилии, получали назначение не от военного министра. Все места в крепости, от коменданта до поваренка, покупались. Комендант Бастилии был просто важный привратник, кабатчик в эполетах, который к шестидесяти тысячам франков жалованья прибавлял шестьдесят тысяч франков, полученных с помощью грабительства и вымогательства.

Нужно же было вернуть с процентами выложенные за должность деньги!

По части скупости г-н де Лонэ оставил далеко позади своих предшественников. Впрочем, может быть, он заплатил за свое место дороже, чем они, да к тому же предвидел, что недолго его сохранит.

Своих домашних он кормил за счет заключенных. Он уменьшил расход дров для узников, удвоил цену каждого предмета их утвари.

Господин де Лонэ имел право на беспошлинный ввоз в Париж ста бочек вина. Право свое он продавал трактирщику — тот благодаря этому, ввозил в столицу превосходные вина. Право же на ввоз десятой части комендант оставлял за собой и покупал скверное вино, по вкусу напоминающее уксус, — им он поил своих узников.

Несчастным заключенным оставалось одно утешение — садик, разведенный на крыше одного из бастионов. Там они гуляли, там на короткий миг вспоминали, что такое воздух, цветы, свет — одним словом, природа.

За пятьдесят ливров в год комендант сдал этот садик какому-то садовнику и лишил узников последней радости.

Правда, к богатым заключенным он проявлял чрезвычайное снисхождение: так, одного из них он возил к своей любовнице, жившей в собственном доме на свои средства и, следовательно, не стоившей ему, де Лонэ, ни единого су.

Прочтите «Бастилию без покровов»: там изложены этот и многие другие факты.

Впрочем, г-н де Лонэ был храбр.

Уже второй день он чувствовал, что над его головой собираются тучи. Уже второй день он слышал, как волны бунта все громче и громче бьются о стены его крепости.

И все же он был спокоен, хотя и бледен.

Впрочем, за его спиной стояли четыре пушки, готовые открыть огонь, рядом с ним был гарнизон швейцарцев и солдат-инвалидов, а перед ним — безоружный человек.

Перед тем, как войти в крепость, Бийо отдал свой карабин Питу.

Он понимал, что по ту сторону ворот любое оружие принесет ему больше вреда, чем пользы.

Бийо было достаточно одного взгляда, чтобы заметить все: спокойное и почти угрожающее поведение коменданта, швейцарцев в караульнях, солдат инвалидной команды на площадках башен, молчаливую суету артиллеристов, укладывающих в зарядные ящики пороховые картузы.

Часовые держали ружья на изготовку, офицеры обнажили шпаги.

Комендант не двигался с места, и Бийо пришлось подойти к нему; решетка опустилась за спиной посланца народа с таким мрачным скрежетом, что, как ни отважен был фермер, его пробрала дрожь.

— Что вам еще угодно от меня? — спросил де Лонэ.

— Еще? — удивился Бийо. — Сдается мне, что мы видимся впервые в жизни, и посему у вас нет причин утверждать, что я докучаю вам просьбами.

— Но мне сказали, что вы пришли ко мне из ратуши.

— Это верно.

— А я только что принимал посланцев муниципалитета.

— Зачем же они приходили?

— Затем, чтобы попросить меня не открывать огонь.

— И вы обещали?

— Да. Еще они просили меня убрать пушки.

— И вы их убрали, я видел. Я был в эту минуту на площади.

— И, конечно, решили, что я испугался угроз этой толпы?

— Натурально, — согласился Бийо, — очень было на то похоже.

— Что я вам говорил, господа, — обратился де Лонэ к офицерам, — что я вам говорил: нас сочли способными на такую трусость!

Затем вновь обратился к Бийо:

— А от чьего имени пришли ко мне вы?

— От имени народа, — гордо ответил Бийо.

— Прекрасно, — улыбнулся де Лонэ, — но, полагаю, у вас, есть и какая-нибудь другая рекомендация, иначе вы не пересекли бы и первой линии часовых.

— Да, у меня есть охранная грамота от вашего друга господина де Флесселя.

— Флесселя! Вы назвали его моим другом, — живо подхватил де Лонэ, так пристально вглядываясь в лицо Бийо, словно ему хотелось прочесть все тайные мысли собеседника. — Откуда вы взяли, что господин де Флессель — мой друг?

— Мне так показалось.

— Показалось. Все дело в этом. Ладно, поглядим на охранную грамоту.

Бийо подал ему бумагу.

Де Лонэ прочел ее один раз, затем второй, развернул листок, дабы убедиться, что на обороте нет никакой приписки, поднес его ближе к свету, чтобы удостовериться, что в письме нет никакой тайнописи, скрытой между строк.

— И это все, что он мне сообщает? — спросил комендант.

— Да.

— Вы уверены?

— Совершенно уверен.

— И он ничего не велел передать на словах?

— Ничего.

— Странно! — произнес де Лонэ, бросив сквозь бойницу взгляд на площадь Бастилии.

— Но что же вы хотели от него услышать? — спросил Бийо.

Де Лонэ вздрогнул.

— В общем-то ничего особенного. Вернемся к вам; говорите, что вам нужно, но поскорее: я спешу.

— В двух словах: мне нужно, чтобы вы сдали нам Бастилию.

— Что, что? — переспросил, встрепенувшись, де Лонэ тоном человека, плохо расслышавшего слова собеседника. — Что вы сказали?

— Я сказал, что пришел к вам от имени народа с требованием сдать Бастилию.

Де Лонэ пожал плечами.

— По правде говоря, странная это тварь — народ, — сказал он.