Анж Питу

– Я посетила Месмера. Там я уснула и увидела ее во сне.

– И она была?..

– На первом этаже, в большом шкафу, спрятана под бельем.

– Превосходно! – воскликнул король. – Но дальше? Дальше? Говорите же!

– Я вернулась к господину де Крону, и тот по совету королевы дал мне одного из своих самых ловких людей.

– Как зовут этого человека? – спросил Жильбер.

Андреа вздрогнула, словно к ней прикоснулись раскаленным железом.

– Я спрашиваю, как его зовут, – повторил Жильбер.

Андреа отчаянно пыталась сопротивляться.

– Я желаю знать его имя! – отчеканил доктор.

– Тихой Сапой.

– Дальше, – продолжал выпытывать король.

– Вчера утром этот человек завладел шкатулкой. Вот и все.

– Нет, не все, – возразил Жильбер. – Вы должны сказать королю, где эта шкатулка сейчас.

– О, это уже слишком! – заметил король.

– Ни в коей мере, государь.

– Но ведь можно узнать у Тихой Сапой или у господина де Крона.

– Мы узнаем вернее и быстрее у госпожи графини.

Андреа конвульсивным движением изо всех сил стиснула зубы, стараясь промолчать.

Король указал на эту нервную судорогу доктору.

Жильбер улыбнулся.

Указательным и большим пальцами он дотронулся до нижней части лица Андреа, и мышцы ее мгновенно расслабились.

– Сначала, госпожа графиня, скажите королю, что эта шкатулка действительно принадлежит доктору Жильберу.

– Да, да, ему, – с яростью подтвердила спящая.

– А где она сейчас? – спросил Жильбер. – И поспешите, королю некогда ждать.

Андреа помедлила.

– Она у Тихой Сапой, – наконец сказала она.

Однако как ни мимолетно было колебание женщины, Жильбер его заметил.

– Вы лжете! – воскликнул он. – Вернее, пытаетесь солгать. Где шкатулка? Я желаю знать!

– У меня, в Версале, – не в силах унять нервной дрожи, сотрясавшей все ее тело, и заливаясь слезами, ответила Андреа. – У меня, и там же меня ждет с одиннадцати вечера Тихой Сапой – мы так условились.

Пробило полночь.

– Он все еще ждет?

– Да.

– В какой комнате?

– Его провели в гостиную.

– А где он в гостиной?

– Стоит, опершись о камин.

– А где шкатулка?

– Перед ним на столе. Ax!

– В чем дело?

– Нужно сделать так, чтобы он поскорее ушел. Господин де Шарни должен был вернуться лишь завтра, но из-за происшедших событий вернется сегодня ночью. Я его вижу. Он уже в Севре. Пусть этот человек уйдет, чтобы граф его не застал.

– Ваше величество, вы все слышали. Скажите, где в Версале живет госпожа де Шарни?

– Где вы живете, графиня?

– На бульваре Королевы, ваше величество.

– Прекрасно.

– Ваше величество, вы все слышали. Шкатулка принадлежит мне. Не прикажете ли вы, чтобы мне ее вернули?

– И немедленно, сударь.

Заслонив госпожу де Шарни от посторонних взоров ширмой, король вызвал дежурного офицера и шепотом отдал ему приказание.

XXIV. Королевская философия

Эти странные заботы короля, занимавшие его в то время, когда его подданные расшатывали трон, эта любознательность ученого, исследующего физическое явление, в то время как во Франции происходило доселе не виданное, серьезнейшее политическое явление – преобразование монархии в демократию, – короче говоря, вид короля, забывшегося в самый разгар бури, заставил бы улыбнуться многих умнейших людей того времени, которые вот уже три месяца ломали голову над решением вставшей перед страной задачи.

В то время как за стенами дворца бушевало народное возмущение, Людовик, забыв о страшных событиях прошедшего дня, забыв о взятии Бастилии, о гибели Флесселя, Делоне и де Лома, сосредоточился на интимном деле двух человек, и разыгравшаяся перед ним сцена окончательно затмила важнейшие государственные заботы.

Как мы уже говорили, он отдал приказ капитану гвардии и вернулся к Жильберу, который, ослабив могучий поток магнетических флюидов, вывел графиню из сомнамбулических конвульсий и погрузил в мирный сон.

Через несколько мгновений дыхание графини сделалось ровным и спокойным, как у ребенка. Тогда Жильбер одним мановением руки заставил ее открыть глаза и погрузиться в состояние экстаза.

Теперь вся красота Андреа предстала перед обоими зрителями во всем великолепии. Не волнуемая более ничем земным, кровь ее, прихлынув на мгновение к лицу и окрасив щеки, вернулась к сердцу, которое снова стало биться размеренно; лицо снова засияло чудной матовой бледностью женщин Востока; глаза, распахнувшиеся чуть шире обычного, обратились к небу, их зрачки чернели на перламутровой белизне белков; слегка раздутые ноздри вдыхали, казалось, чистейший воздух; а губы, сохранившие, в отличие от щек, всю свою яркость, полураскрылись, обнаруживая ряд жемчужин, слегка влажных и оттого казавшихся еще более ослепительными.

Голова немного откинулась назад с невыразимым, почти ангельским изяществом.

Казалось, ее неподвижный и поэтому еще более пронзительный взгляд достигал подножия божьего престола.

Король не мог скрыть своего восхищения. Жильбер вздохнул и отвернулся: он не смог устоять против искушения придать Андреа эту нечеловеческую красоту и теперь, словно Пигмалион, только еще несчастнее, так как знал бесчувственность этой прекрасной статуи, сам страшился дела рук своих.