Анжела

Она не совсем уверенно выбирается из кресла. Стоя босыми ногами на полу начинает танцевать, плавно покачивая покатыми бедрами передо мной. Что-то такое напевает и медленно протягивает руки вдоль своих бедер, вдоль тела и, приподняв их над головой, начинает очень эротично покачивать бедрами. Я смотрю на нее и восхищаюсь ее непринужденной смелости и откровеньем. Ее тело так эротично выгибается, что она начинает медленно поворачиваться, все время, покачивает бедрами как арабская танцовщица. Протягивая руки вдоль тела цепляет пальцами и задирая вверх и без того коротенькую юбочку. Я вижу под ней открытые участки белой кожи между белыми трусиками и краем чулок. Она поворачивается ко мне спиной и страстно выгибает попку, руки закидывает за голову и распускает свои густые и темные волосы по плечам, а затем изгибается и откидывает голову. Ее волосы красивыми волнами покачиваются передо мной. Она медленно переступает назад и приближает ко мне свое изгибающееся тело.

Потом происходит то, что обычно происходит почти всегда с подгулявшими бабами. Млада, не осторожно цепляется ногами за ковер и, потеряв равновесие, валится спиной на столик с закусками. Бабах! Все, что было на столике, в тот же миг переносится к ней на блузку, юбку и чулки и она, не удержавшись на столике в таком положении, валится прямо передо мной на пол с остатками наших бутербродов и закусок на своей спине.

Я бросаюсь к ней.

— Девочка, ты не сильно ушиблась? Ну, ты даешь, милая! Давай, вставай.

Она садится, обиженно смотрит мне в глаза и вдруг начинает плакать. Потом я, как могу, успокаиваю ее, помогаю подняться и, осторожно придерживая под локоть, веду в ванную комнату. Она все еще всхлипывает и продолжает бесчисленно раз, извиняться. Я помогаю ей снять запачканные вещи и, найдя тазик, кладу их, а потом заливаю водой. Пока я вожусь с вещами, Млада топчется у меня за спиной и все не решается окончательно раздеться передо мной и отмыться. В большом зеркале я мельком вижу ее полуобнаженное тело, красивое белье и чулки, обворожительно сексуальные на ее стройных и немного худощавых ногах. Она явно смущается моих взглядов и своего полуобнаженного тела передо мной. Чтобы ей не мешать я выхожу и начинаю наводить порядок в кабинете у столика. Пока я убиралась, я все время прислушивалась к звукам из ванной и представляла себе, как она хороша, должно быть выглядит, обнаженной. У меня возникало желание видеть ее и я, под предлогом того, что должна передать ей чистое полотенце и халат на несколько секунду бесцеремонно вторгаюсь к ней. Она сидит в ванной и моет голову, поэтому у меня появляется возможность лучше рассмотреть ее тело. Я с удовольствием отмечаю, что у нее белая кожа, правильное и хорошо сложенное тело, развитая в меру белая грудь, с маленькими темными сосками и очень нежно открытая длинная шея. Сдерживая себя, я с волнением, от увиденной красоты ее сексуально привлекательного тела, удаляюсь, медленно и тихо прикрываю за собой дверь. Топчусь в комнате, а перед глазами ее заманчивое тело. Мне ничего не стоит сейчас, как мне кажется, овладеть ей, но меня сдерживает память о Женьке. Я даже какое-то время малодушно борюсь с собой и отступаю. Говорю себе, что у меня есть любимая и мне не надо еще каких-то проблем, особенно на работе. Поэтому, как только она выходит из душа я, стараясь на нее не смотреть, предлагаю ей, какое-то время отдохнуть у меня в номере пока я буду проверять девчонок. Она как то очень легко соглашается и уходит в спальную комнату, оставляя дверь в нее приоткрытой. Эта не прикрытая в спальню дверь все время мешает мне сосредоточиться, и я очень рассеянно обхожу комнаты девочек, думаю. Что же эта дверь для меня обозначает?

Глава 2. Уроки по сербскому

На другой день, утром, захожу к ней в кабинет.

— Здравствуй, девочка! Ты как?

Она смущенно улыбается и кивает головой в приветствии на мое появление. А потом, отводя глаза в сторону, тихо говорит.

— Ты знаешь, был такой герой сербов Кара-Джоржиевич. Он говорил, что борется не только с турками, но и словами, которые унижают нас. Несколько веков турки унижали сербов, грабили, отнимали детей, насиловали и при этом все время говорили: отдай, давай! Все сербы ненавидели их и эти страшные слова. Поэтому он сказал, что сам лично отрубит голову тому сербу, который хотя бы еще один раз скажет слово — ДАВАЙ.

— Ты поняла, почему он так сказал? — Она смотрит теперь уже мне в глаза.

Я не знаю, что сказать и пожимаю плечами.

— Вот вчера, когда я упала, ты сказала это слово, и мне было очень обидно. Не спорь, я не хочу тебя обижать. Просто когда я училась в Руси, я все время слышала это безжалостное слово. «Давай учись, давай быстрей» — все время, давай! И даже мой мальчик мне говорил в постели: «Млада, давай, давай, еще».

Сербы так не говорят — давай. Мы говорим: «На, бери. Даю тебе, пусть ты будешь счастлива и богата» Мы даем сами и нам, с благодарностью тоже дают. Мы ни у кого и ничего не просим и не забираем, потому не говорим, как бандиты, башибузуки — Давай.