Анжелика

— Всем давно известно, что простолюдины не умеют беречь деньги. Они балуют своих детей, но не дают им никакого образования. Прежде чем покупать бесполезные вещи, вспомнила бы, что ты нищая, а у меня нет ни малейшего желания содержать тебя.

— А я и не прошу тебя об этом, — ответила Анжелика, задетая словами сестры. — Как только вернется д'Андижос, я перееду в гостиницу.

Ортанс пожала плечами и с презрительной жалостью рассмеялась.

— Да ты, оказывается, еще глупее, чем я думала. Ты не знаешь ни законов, ни как они применяются. Твой маркиз д'Андижос ничего тебе не привезет.

Мрачное предсказание Ортанс полностью оправдалось. Когда маркиз д'Андижос в сопровождении верного Куасси-Ба явился к Анжелике, он сообщил, что на все имущество графа де Пейрака в Тулузе наложен арест. Он смог раздобыть лишь тысячу ливров, которые ссудили два богатых арендатора де Пейрака, взяв с д'Андижоса клятву сохранить это в тайне.

Большая часть украшений Анжелики, золотая и серебряная посуда, а также почти все ценное, что находилось в Отеле Веселой Науки, включая слитки золота и серебра, были конфискованы и переданы в казну тулузского наместника, а частью увезены в Монпелье.

Д'Андижос выглядел растерянным. От его обычной болтливости и веселого настроения не осталось и следа; боязливо озираясь, он рассказал также, что арест графа де Пейрака вызвал в Тулузе волнения. Прошел слух, будто в этом виноват архиепископ, и толпа, собравшаяся у его дворца, чуть не подняла настоящий бунт. К д'Андижосу явилась делегация капитулов просить его — ни больше ни меньше — возглавить восстание против королевской власти. Маркизу с большим трудом удалось вырваться из Тулузы и уехать в Париж.

— И что же вы теперь собираетесь делать? — спросила Анжелика.

— Некоторое время побуду в Париже. Мои средства — увы! — как и ваши, весьма ограничены. Я продал одну старую ферму и голубятню. Может, мне удастся купить какую-нибудь должность при дворе…

Южный акцент, который раньше придавал его речи такую жизнерадостную окраску, сейчас звучал жалобно, даже скорбно.

— Ох, эти южане! Громогласные клятвы, громогласное веселье! А случись несчастье — и фейерверк гаснет», — подумала Анжелика, а вслух сказала:

— Я не хочу вас компрометировать. Спасибо вам, мессир д'Андижос, за все ваши услуги. Желаю вам удачи при дворе.

Он молча поцеловал ей руку и с довольно жалким видом выскользнул за порог.

Анжелика стояла в прихожей прокурорского дома и смотрела на крашеную деревянную дверь. Сколько слуг графа де Пейрака вышли через эту дверь, покидая свою впавшую в немилость госпожу, вышли, потупив взор, но с чувством радостного облегчения!

Куасси-Ба сидел на корточках у ее ног. Она погладила его большую курчавую голову, и великан по-детски улыбнулся ей.

Что ж, тысяча ливров — все же деньги. Ночью Анжелика твердо решила уехать из дома сестры, в такой обстановке жить больше невыносимо. Она заберет с собой няню Флоримона и Куасси-Ба. Наверняка в Париже можно найти скромное пристанище. У нее еще оставалось немного драгоценностей и платье из золотой парчи. Интересно, сколько за все это можно выручить?

Ребенок у нее под сердцем уже начал шевелиться, но она о нем почти не думала и не испытывала того трепета, как в первый раз, когда ждала Флоримона. Радость, охватившая ее поначалу, когда она поняла, что беременна, сменилась тревогой: ведь появление второго ребенка в такой момент — почти катастрофа. Впрочем, зачем заглядывать так далеко вперед, надо стараться сохранить мужество.

Следующий день принес некоторую надежду в лице пажа герцогини де Монпансье, который в великолепной светло-желтой замшевой ливрее, обшитой золотым позументом и черным бархатом, явился к Анжелике с запиской.

Даже на Ортанс это произвело впечатление.

Герцогиня просила Анжелику зайти к ней в Лувр во второй половине дня. На словах паж уточнил, что герцогиня живет теперь не в Тюильри, а в Лувре.

В назначенный час Анжелика перешла на другой берег Сены по мосту Парижской богоматери, к великому разочарованию Куасси-Ба, который поглядывал на Новый мост. Но у Анжелики не было ни малейшего желания протискиваться сквозь толпу торговцев и нищих.

У нее мелькнула было мысль попросить у Ортанс ее портшез на колесах, чтобы Куасси-Ба отвез ее и она не запачкала бы свое последнее нарядное платье, но, увидев надутое лицо сестры, передумала.

Платье Анжелики, сшитое из ткани двух цветов — оливкового и светло-зеленого, было легковато для осеннего дня, сырой ветер гулял по узким улочкам и по набережной, и она надела поверх шелковую, лилового цвета накидку.

Наконец она добралась до массивного дворца, на крышах и куполах которого, словно упираясь в низкое небо, торчали высокие трубы каминов, украшенные гербами.