Анжелика

– Я далек от мысли осуждать его за это, – возразил гугенот, протестующе подняв руку. – Я встречал в Новой Франции немало отцов-иезуитов, которые мужественно, с подлинно христианской самоотверженностью проникали в самые отдаленные уголки страны. Для некоторых племен там величайшим героем стал знаменитый отец Жог, павший жертвой ирокезов. Но я признаю за каждым свободу совести и свободу убеждений.

– По правде сказать, – воскликнул Жослен, – мне трудно обсуждать с вами эту тему, потому что я уже начинаю забывать латынь. Но мой брат красноречивее, когда говорит на латыни, чем по-французски, и…

– Вот в этом и состоит одно из наибольших зол, которые губят нашу Францию! – вскричал пастор. – Мы не можем молиться нашему богу, да что я говорю – всеобщему богу! – на своем родном языке, вложить в молитву свое сердце, а должны прибегать к магическим латинским заклинаниям!..

Анжелика жалела, что больше не было рассказов о бурях и морских приливах, о невольничьих судах, о необыкновенных животных вроде гигантских змей и ящеров с щучьими зубами, которые способны убить быка, или о китах величиной с корабль.

Она не сразу заметила, что кормилица вышла из кухни. Дверь осталась приоткрытой, и до девочки неожиданно донесся какой-то шепот и голос матери, которая не подозревала, что ее могут слышать.

– Гугенот он или нет, милая моя, но он наш гость и пробудет здесь столько, сколь пожелает.

Немного погодя в кухню вошли баронесса и Ортанс. Гость весьма учтиво поклонился, но не стал ни целовать руку, ни расшаркиваться. Анжелика решила, что он, конечно, из простолюдинов, но все же человек симпатичный, хотя и гугенот, да к тому же немного восторженный.

– Пастор Рошфор, – представился он. – Я направляюсь в родные места, в Секондиньи, но дорога дальняя, и я позволил себе передохнуть под вашим гостеприимным кровом, сударыня.

Баронесса заверила его, что он желанный гость в их доме и хотя они все правоверные католики, это не мешает им проявлять терпимость, потому что к терпимости призывал славный король Генрих IV.

– Именно на это я и имел смелость надеяться, входя в ваш дом, сударыня, – ответил пастор, отвешивая еще более глубокий поклон, – и признаюсь вам, мои друзья поведали мне, что у вас уже много лет находится в услужении старый гугенот. Когда я приехал, я с ним повидался, и Гийом Люцен заверил меня, что вы дадите мне приют на ночь.

– Вы можете не сомневаться в этом, сударь. Не только на ночь, но и на все то время, что вы пожелаете.

– Мое единственное желание – служить господу богу в меру своих сил. И вот он-то и вдохновил меня, скажу по чести, согласиться повидать вашего супруга…

– У вас есть дело к моему мужу? – удивилась госпожа де Сансе.

– Пожалуй, даже не дело, а поручение. Не обессудьте, сударыня, но об этом я могу говорить только с мессиром бароном наедине.

– Да, да! конечно, сударь. Кстати, я слышу топот его лошади.

Вскоре в кухне появился барон Арман. Видимо, ему сообщили о неожиданном госте, но он не выказал по отношению к нему своего обычного радушия.

Он был сдержан и как будто даже встревожен.

– Это правда, господин пастор, что вы прибыли из Америк? – поинтересовался он после обычного обмена любезностями.

– Да, мессир барон. И мне хотелось бы побеседовать с вами несколько минут наедине об известном вам человеке…

– Тсс! – повелительно остановил его барон Арман де Сансе, с беспокойством оглядываясь на дверь.

И он добавил, пожалуй, с некоторой поспешностью, что его дом в распоряжении господина Рошфора и пусть гость соблаговолит требовать от прислуги все, что ему необходимо. Ужин будет через час. Пастор поблагодарил и попросил позволения пройти в отведенную ему комнату, чтобы «немного помыться».

«Неужели его недостаточно намочил ливень? – подумала Анжелика. – Странные люди эти гугеноты. Правильно говорят, что они не такие, как все. Обязательно спрошу у Гийома, разве он тоже моется по любому поводу? Наверно, у них такой обычай. Может, поэтому они все такие невеселые и обидчивые, как Люцен. Они так яростно дерут себе кожу, что она становится чувствительной и им больно. Вот и кузен дю Плесси хочет без конца мыться. Он так заботится о своем теле, что, пожалуй, скоро тоже станет еретиком. Может быть, его даже сожгут на костре. Так ему и надо!»

В тот момент, когда гость направился к двери, чтобы госпожа де Сансе показала ему предназначенную для него комнату, Жослен С обычной своей бесцеремонностью схватил его за руку.

– Еще один вопрос, пастор. Чтобы найти себе занятие в Америках, наверно, надо быть богатым или купить чин знаменщика на корабле, или, по крайней мере, право заниматься ремеслом?

– Сын мой, Америки – свободные земли. Там не требуются никакие бумаги, хотя трудиться приходится много и тяжело, да и нужно уметь защищать себя.

– Кто вы такой, чужестранец, и как смеете называть этого юношу своим сыном, да еще в присутствии его родного отца и меня, его деда? – раздался вдруг раздраженный голос старого барона.

– К вашим услугам, мессир барон, я Рошфор, пастор, хотя и не имею епархии, я возвращаюсь в родные края…