– Пожалуй, – прошептала Анжелика. – Чтобы стать хорошим мужем или хорошей женой, нужен долгий срок.
Сцепив руки на коленях, Анжелика неотрывно глядела на пляшущее в очаге пламя, но всем своим существом, всей кожей чувствовала – он здесь, с нею, и это чудо, его близость, воскрешало в ее памяти те далекие вечера в Лангедоке, когда они вот так же сидели рядом и разговаривали. Она клала голову ему на колени и завороженная его рассказами (в них ей всегда открывалось что-то новое), смотрела на него мечтательно и пылко. Потом он незаметно переходил от серьезного разговора к шуткам, а от тех – к любви. Но как же они были редки, эти упоительные часы…
Она так часто мечтала о несбыточном, невозможном – о его возвращении! Даже в те времена, когда она думала, что он мертв, ей случалось – когда на душе бывало особенно тяжко – мысленно представлять себе их чудесное воссоединение. Король Людовик прощает Жоффрея де Пейрака, ему возвращают титул, земли, состояние, и она снова живет рядом с ним – счастливая, влюбленная. Но эти сладкие фантазии всегда быстро рассеивались. Разве можно себе вообразить, чтобы гордый граф Тулузский стал умолять о прощении, когда вся его вина состояла лишь в том, что он вызвал зависть своего государя? Чтобы Жоффрей де Пейрак сделался послушным, подобострастным придворным? Нет, немыслимо, король никогда бы не позволил ему вернуть себе прежнее могущество, а Жоффрей никогда бы не склонился перед королем. Слишком сильна в нем потребность действовать, созидать. В Версале он всегда вызывал бы враждебность и подозрение.
Она устало улыбнулась.
– Тогда мы, быть может, должны радоваться жестокой разлуке. Ведь она по крайней мере не дала нашей любви превратиться в ненависть, как это случалось со многими другими…
Он протянул руку и легко погладил ее по затылку.
– Сегодня вечером вы печальны. Вы, неукротимая амазонка, изнемогаете от усталости!
Его ласка, его голос возвратили ей силы.
– Нет, я чувствую, что могу построить еще несколько хижин, а если будет нужно – сесть в седло и последовать за вами. Но меня не оставляет страх – ведь вы хотите уехать без меня.
– Давайте объяснимся, моя душенька. Боюсь, что вы создали себе иллюзию. Да, я богат, но земли моего королевства девственны. Мои дворцы – это всего лишь бревенчатые форты. Я не могу вам предложить ни роскошных нарядов, ни драгоценностей – впрочем, в этой глуши они ни к чему. Ни безопасности, ни комфорта, ни блеска, ничего из того, что привлекает женщин.
– Женщин привлекает только любовь.
– Так они уверяют.
– Разве я вам не доказала, что не боюсь ни суровой жизни, ни опасностей? Наряды, драгоценности, блеск… Их у меня было вдоволь… И я хорошо знаю, что они несут с собой не только упоение, но и горечь: ведь для одинокого сердца все имеет привкус пепла. Мне важно только одно – чтобы вы меня любили
– именно вы! – и чтобы больше не отвергали.
– Я начинаю вам верить!
Он взял ее руку и задумчиво посмотрел на нее. Маленькая, хрупкая рука лежала на его ладони, длинной и твердой, и чуть заметно дрожала, похожая на испуганную пленницу. Он подумал, что ее украшали кольца и браслеты, целовал король, что она с холодной решительностью сжимала оружие, наносила удары, убивала. Сейчас она отдыхала в его руке, словно усталая птица. На один из этих пальцев он когда-то надел золотое обручальное кольцо. Воспоминание заставило его вздрогнуть, Анжелика это заметила, хотя и не могла проследить ход его мыслей.
Она тоже вздрогнула, когда он вдруг спросил:
– Почему вы подняли мятеж против короля Франции?
Она отдернула руку.
Говорить о прошлом, о том, как она жила прежде, было для него все равно, что прикасаться к открытой ране. Но он хотел знать.
Он сознавал, что мучает ее своими расспросами, и все же понуждал ответить. В ее минувшем было много такого, чего он не понимал, но должен был прояснить любой ценой, даже если это причинит ему новые страдания.
В глазах Анжелики отразился страх. Должно быть, по его лицу было ясно видно, что он твердо решил потребовать всю правду.
– Почему? – повторил он почти сурово.
– Откуда вы это знаете?
Он сделал жест рукой, словно отметая праздные вопросы.
– Знаю. Отвечайте.
Пересилив себя, она сказала:
– Король хотел, чтобы я стала его любовницей. Он не принял моего отказа. Добиваясь своей цели, он не останавливался ни перед чем. Он прислал солдат, чтобы сторожить меня в моем собственном замке, угрожал арестовать меня и заточить в монастырь, если к концу срока, который он дал мне на размышление, я не соглашусь ответить на его страсть.
– Но вы так и не согласились?
– Нет.
– Почему?
Глаза Анжелики потемнели. Теперь они были такого же цвета, как океан.
– И это спрашиваете вы? Когда же вы наконец поверите, что потеряв вас, я была в отчаянии? Отдаться королю! Как я могла это сделать? Как могла предать вас, своего мужа, которого он несправедливо осудил на смерть? Отняв вас, он отнял у меня все. Все удовольствия, все почести, которые мне оказывали при дворе, не могли возместить этой утраты. О, как я звала вас, любовь моя!