Анжелика и её любовь

Право же, тут не только ее вина… Виновато это странное сходство и ее воспоминания.., это из-за них она, несмотря ни на что, немножко в него.., влюблена…

Глава 3

На следующий день мэтр Габриэль Берн сделал ей предложение.

Он был уже в полном сознании и, судя по всему, шел на поправку. Его левая рука висела на перевязи, однако когда он сидел, опираясь на большую подушку, набитую соломой (Абигель и Северина надергали ее из подстилки для коз и коров в соседнем трюме), вид у него снова был такой же, как обычно; здоровый цвет лица, спокойный взгляд. Он признался, что умирает от голода. Ближе к середине утра мавр, охранявший апартаменты Рескатора, по поручению своего господина принес раненому маленький серебряный котелок с превосходным, искусно приправленным пряностями рагу, а также бутылку старого вина и два хлебца с кунжутом.

Появление огромного мавра произвело среди пассажиров сенсацию. Вид у него был самый добродушный, и он весело смеялся под любопытными взглядами окруживших его детей, скаля крепкие белые зубы.

— Всякий раз, когда один из этих молодчиков является к нам на нижнюю палубу, оказывается, что он принадлежит к иной расе, чем предыдущие, — заметил мэтр Габриэль, неприязненно глядя вслед уходящему мавру. — Похоже, что здешний экипаж еще пестрее, чем костюм Арлекина.

— Азиаты нам тут еще не встречались, зато я уже видел индейца, — взволнованно сообщил Мартиал. — Да, да, я уверен: это самый настоящий индеец. Одет он, как другие матросы, но у него черные косички и красная, как кирпич, кожа.

Анжелика расставила принесенную еду около раненого.

— С вами здесь обращаются, как с почетным гостем, — заметила она.

Торговец что-то невнятно пробурчал, а затем, увидев, что Анжелика собирается его кормить, почти рассердился.

— Да за кого вы меня принимаете? Я не новорожденный младенец.

— Но вы еще слабы.

— Слаб? — повторил он, негодующе пожав плечами, отчего его лицо тут же сморщилось от боли.

Анжелика рассмеялась. Ей всегда нравилась его спокойная сила. В ней было что-то такое, что вселяло в окружающих чувство покоя и безопасности. Всем своим видом мэтр Берн внушал доверие — и этому впечатлению способствовала даже его дородность. То не была обрюзглость чревоугодника и кутилы, напоминающего подушку или раздувшегося моллюска. Дородность казалась частью его сангвинической натуры, и, должно быть, он располнел еще в молодости, не потеряв от этого силы, а только став выглядеть старше своих лет, что с самого начала помогало ему производить благоприятное впечатление на клиентов и коллег-торговцев. Отсюда и то неподдельное уважение, которое они продолжают оказывать ему и по сей день. Анжелика снисходительно смотрела, как он, действуя одной рукой, с аппетитом уплетает рагу из поставленного рядом с ним котелка.

— Если бы вы не были гугенотом, мэтр Берн, из вас мог бы получиться заправский гурман.

— Не только, — ответил он, бросая на нее загадочный взгляд. — У каждого человека есть две стороны: лицо и изнанка.

Не донеся до рта очередную ложку, он заколебался и добавил:

— Я понимаю, что вы хотите сказать, но, право, сегодня я голоден как волк и…

— Да ешьте, ешьте! Я вас просто поддразнивала, — с нежностью сказала она.

— В память обо всех тех случаях, когда вы ворчали на меня в Ла-Рошели за то, что я слишком радею о вашем столе и ввожу ваших детей в грех обжорства.

— Так мне и надо, — признал он с улыбкой. — Увы, теперь все это от нас далеко…

Между тем пастор Бокер собирал свою паству — приходивший только что боцман Эриксон сказал, что все пассажиры должны подняться на верхнюю палубу для короткой прогулки. Погода стоит хорошая, так что сейчас они будут меньше мешать команде, чем в другое время.

Анжелика осталась наедине с мэтром Берном. Она хотела воспользоваться случаем, чтобы выразить ему свою признательность.

— Я еще не имела возможности поблагодарить вас, мэтр Берн, — сказала она,

— но я снова перед вами в долгу. Вы были ранены, спасая мне жизнь.

Он поднял глаза и посмотрел на нее. Анжелика опустила веки. Его взгляд, нередко бесстрашный и холодный, был сейчас так же красноречив, как и вчера, когда, очнувшись от беспамятства, он видел только ее и больше ничего.

— Как мог я не спасти вас? — сказал он наконец. — Ведь в вас — вся моя жизнь.

И, увидев ее еле заметный протестующий жест, добавил:

— Госпожа Анжелика, я прощу вас стать моей женой. Анжелика смутилась. Итак, эта минута наступила — мэтр Габриэль попросил ее руки. Она не впала в панику и даже, надо признаться, почувствовала к нему нежность. Он любит ее так сильно, что готов сделать ее своей женой перед Богом, несмотря на все то, что он знает.., или, наоборот, не знает о ее прошлом. Для человека столь строгой нравственности это не шутка, это свидетельство подлинной любви.

Но она чувствовала, что не может дать ему ясного ответа и в замешательстве сцепила руки.