«Но, — продолжала она, — справедливости ради стоит признать, что и наряды французов перешли всякие границы: обилие рюш и оборок, ширина рингравов, множество рядов кружев на чулках и манжетах, галстуки — так называемые „крылья бабочки“, больше напоминающие сегодня „крылья мельницы“, — все это выглядело так гротескно и нелепо, что меня вовсе не удивлял смех испанцев». Но, так или иначе, наряды поражали воображение и выглядели впечатляюще, подчеркивая атмосферу праздника, царящую в городе.
— В Испании, — добавил кто-то, — молодые и привлекательные женщины остаются дома. А что до остальных, то «страж инфанты» придает им приличествующее их рангу величие.
Анжелика подумала о том, что Жоффрей выглядит здесь самым элегантным мужчиной. Он не походил ни на испанца, ни на француза, и каждый, а особенно каждая, — смотрел на него так, словно он — заморский принц.
Муж снова поцеловал ей руку и руки еще нескольких дам и удалился, сказав только, что заметил человека, с которым должен встретиться.
Анжелика отправилась вместе со всеми посмотреть, как обедает испанский монарх.
— Нам сюда, в этот зал. Там уже накрывают на стол. Согласно испанскому этикету король должен есть один, следуя очень сложному церемониалу.
На стенах зала висели огромные гобелены, выполненные в приглушенных коричневато-золотистых тонах, слегка оживленных красным и серо-голубым. Сюжеты для них позаимствовали из истории Испании. В зале было не протолкнуться. Стоять приходилось в невероятной тесноте.
Внезапно наступила полная тишина.
Вошел король. Анжелике удалось влезть на маленький табурет.
— Он похож на мумию, — прошептал Пегилен.
И действительно, кожа Филиппа IV была желтой, как пергамент. Больная, слишком жидкая кровь окрашивала нездоровым румянцем щеки монарха. Он прошел к своему столу, шагая, словно марионетка на ниточках. Большие тусклые глаза, не мигая, смотрели прямо перед собой. Выдающийся вперед худой подбородок, красные губы и редкие медно-золотистые волосы только усиливали его болезненный вид.
Однако, проникнувшись сознанием своего почти божественного величия, он не допускал ни единого жеста, который бы не предписывал этикет. Филипп IV был закован в свою власть, как в доспехи, и, в одиночестве сидя за столом, ел гранат маленькой ложечкой так торжественно, словно совершал богослужение.
Между тем толпа бурлила и разрасталась. Сзади напирали все новые зрители, и первые ряды внезапно подались вперед, к королю. Еще немного — и его стол бы перевернули.
В зале было нечем дышать, и Филиппу IV стало нехорошо. На мгновение все увидели, как он поднес руку к горлу, чтобы отодвинуть душивший его кружевной воротник и глотнуть воздуха. Но тотчас снова принял величественный вид, словно добросовестный актер, готовый ради роли на любые муки.
— Кто бы мог подумать, что этот призрак плодит детей, как петух? — не унимался неисправимый Пегилен де Лозен, когда они собрались на улице после окончания обеда. — Его незаконнорожденные отпрыски заполнили своими криками кулуары дворца, а вторая жена продолжает рожать заморышей одного за другим. Только вчера они лежали в колыбели, а сегодня уже покоятся в усыпальнице Эскориала.
— Последний, говорят, умер, когда мой отец отправился послом в Мадрид просить руки инфанты, — вступил в разговор Лувиньи, один из сыновей герцога де Грамона. Правда, с тех пор родился еще один, но и он уже одной ногой в могиле.
— Нет-нет, — возразил граф де Сент-Амон, — это не совсем так. Инфант Фелипе-Просперо[173]
еще жив. Но жизнь в нем едва теплится. В четыре года его силы поддерживает только молоко кормилицы. Молодая королева Мария-Анна Австрийская вновь беременна. Это одна из причин, по которой она не смогла сопровождать короля. Испанцы надеются, что на этот раз на свет появится здоровый наследник.— Он умрет, — произнес маркиз д'Юмьер, — и кто тогда унаследует трон Карла V? Инфанта — наша королева!
— Вы заглядываете слишком далеко в будущее и судите чересчур поспешно, маркиз, — возразил герцог Бульонский, известный пессимист.
— Откуда вам знать, что такую вероятность не предвидели его высокопреосвященство кардинал Мазарини, а возможно, и Его Величество?
— Да-да, наверно, вы правы, но избыток честолюбия никогда не способствовал установлению мира.
Втягивая длинным носом принесенный ветром морской воздух, словно учуял какой-то подозрительный запах, герцог Бульонский проворчал:
— Мир! Мир! Да от него и следа не останется через десять лет!
Анжелика увидела, что пришли за Мадемуазель, чтобы сопроводить ее в комнаты инфанты, ныне королевы Франции, которая давала обед.
Из-за толчеи молодая женщина не смогла присоединиться к принцессе и предпочла остаться на месте. Тем временем французский и испанский дворы продолжали соперничать друг с другом в изысканности нарядов и танцев. Мадемуазель вскоре вернулась, безмерно довольная тем, что ей удалось встретиться с дочерью испанского короля и новой королевой Франции.