Анжелика. Маркиза Ангелов

— Признаюсь, — сказал Жослен, — мне сложно беседовать с вами на подобные темы, так как я начинаю понемногу забывать латынь. Но мой брат говорит на ней изящнее, чем на французском и…

— Вот одна из самых больших бед, которая губит Францию! — воскликнул пастор. — То, что мы не можем молиться своему Богу, да что я говорю, всеобщему Богу, на родном языке и от всего сердца, а вынуждены пользоваться этими латинскими заклинаниями…

Анжелика жалела, что закончились разговоры о высоких приливах и судах, о необыкновенных животных, похожих на змей или огромных ящериц с щучьми зубами, способных убить быка, и о гигантских как корабли китах. Она не заметила, что кормилица вышла из комнаты, оставив дверь приоткрытой. Неожиданно до девочки донесся шепот и голос мадам де Сансе, которая не думала быть услышанной.

— Протестант или нет, дочь моя, этот человек — наш гость и он останется здесь столько, сколько пожелает.

Несколько мгновений спустя баронесса и Ортанс вошли в кухню.

Гость очень учтиво поклонился, но не поцеловал руки и не расшаркался. Анжелика подумала, что он определенно простолюдин, но, не лишенный хороших манер, к тому же гугенот, и немного увлеченный.

— Пастор Рошфор[59], — представился он. Я направляюсь в Секондиньи, откуда родом, но проделав долгий путь, я подумал, что смогу отдохнуть под вашей гостеприимной крышей, мадам.

Хозяйка дома уверила его, что он желанный гость, и хотя все они ревностные католики, это не мешает им быть терпимыми, как велел добрый король Генрих IV.

— Это именно то, на что я надеялся, придя сюда, мадам, — продолжил пастор, склонившись в еще более низком поклоне, — должен признаться, мои друзья поведали мне, что у вас долгие годы служит человек немецкого происхождения, принадлежащий, судя по всему, к реформистской церкви, вероятно лютеранин. Кроме того, я только что видел его, это Гийом Лютцен. Он уверял, что у вас я непременно найду приют на ночь.

— Вы можете не сомневаться, месье, оставайтесь столько, сколько пожелаете.

— Мое единственное желание — служить Господу, чем могу. И именно Господь вдохновил меня прийти сюда, чтобы увидеться с мессиром бароном, вашим супругом, мадам… так как мне надо ему передать…

— У вас есть поручение для моего мужа? — сильно удивилась мадам де Сансе.

— Не поручение, а скорее, миссия. Сожалею, но я не могу поделиться ею ни с кем, кроме него.

— Разумеется, месье. Кроме того, я уже слышу стук копыт его лошади.

Вскоре явился барон Арман. Его, должно быть, предупредили о нежданном госте, но он не оказал визитеру обычного радушия. Он казался напряженным и встревоженным.

— Правда ли, месье пастор, что вы прибыли из Америк? — поинтересовался он после положенных приветствий.

— Да, мессир барон. И я был бы рад переговорить с вами с глазу на глаз об одном известном вам человеке.

— Тише! — произнес повелительно Арман де Сансе, бросая тревожный взгляд на дверь.

Он добавил немного поспешно, что их дом в распоряжении месье Рошфора и что он волен просить у горничных все необходимое. Ужин подадут через час. Пастор поблагодарил и попросил разрешения удалиться, чтобы «немного умыться».

«Неужели ему не хватило ливня? — подумала Анжелика. — Смешные люди эти гугеноты! Правду говорят, что они не такие, как все. Я спрошу у Гийома, он тоже моется по любому поводу. Наверное, у них так принято. Вот, должно быть, почему они все такие скованные и ранимые, как Лютцен. У них, видимо, до того начищенная и чувствительная кожа, что им больно… Как и тот недотепа Филипп, который все время испытывает потребность мыться. Несомненно, этот чрезмерный уход за собой доведет кузена до ереси. Тогда его, может быть, сожгут, и правильно сделают!»

Когда гость направился к двери, чтобы попасть в комнату, отведенную ему мадам де Сансе, Жослен, со своей обычной резкостью, схватил его за руку.

— Еще один вопрос, пастор. Чтобы найти работу в американских странах, необходимо, наверно, быть богатым или приобрести должность корабельного знаменщика, или хотя бы профессию ремесленника?

— Сын мой, Америки — свободные земли. Там никто ничего не требует, но там нужно работать усердно и тяжело, а также защищаться.

— Кто вы, незнакомец, и по какому праву позволяете себе называть этого молодого человека вашим сыном в присутствии его родного отца и меня, его деда?

Голос старого барона звучал враждебно.

— Я пастор Рошфор, мессир барон, к вашим услугам, но без епархии и только проездом.

— Гугенот! — прогремел старик. — К тому же из проклятых стран…

Он стоял на пороге, опираясь на трость, но пытался держаться как можно более прямо и для этого даже снял свой широкий черный плащ, который обычно носил зимой. Его лицо показалось Анжелике таким же белым, как его борода. Ей почему-то стало страшно, и она поторопилась вмешаться.

— Дедушка, месье весь промок, и мы пригласили его обсохнуть. Он рассказывал нам о своих путешествиях.

— Пусть так. Не скрою, я восхищаюсь отвагой, и когда враг является с открытым забралом, то он, конечно, достоин определенного уважения.

— Месье, я пришел не как враг.