— Но у тебя нет никого, кто бы помог тебе готовить отвары, если ты станешь слишком слаба! Всегда нужен кто-нибудь, чтобы помочь больному!
Мелюзина продолжала смотреть на нее, едва сдерживая улыбку. Наконец она спросила:
— Ты боишься?
— Нет, я не боюсь.
— Боишься ли ты взглянуть в лицо страданию, боли или увидеть печать демона?
— Нет, я не боюсь, — заверила Анжелика, продолжая цепляться за корни, слыша, как маленькие камешки скатываются под ноги. — К чему эти вопросы?
С Мелюзиной она ничего не боялась.
— Тогда входи, — сказала колдунья. — Ты мне поможешь… И не разрушай, пожалуйста, мою лестницу.
Вслед за идущей впереди Мелюзиной Анжелика проникла внутрь. Перед ней открылась довольно просторная пещера с темными углами, заполненными сундуками, ивовыми корзинами, камышовой мебелью, множеством валявшихся на земле горшков, глиняных кувшинов, флаконов.
В темноте свода она различила сидящую на кривой ветке сову, о которой ей говорили. Сейчас птица спала, прячась от дневного света; но нигде не было видно кота. Как Анжелика и предполагала, огонь не был зажжен. Однако в воздухе чувствовался сильный запах лекарств, приготовленных в котелках и в горшках.
В глубине комнаты, там, где было темнее всего, на подстилке из папоротников, словно небрежно брошенный мешок, лежал спящий человек. Он был не очень высокий, скорее коренастый, одетый в какие-то темные, слишком широкие для него лохмотья. Из заплатанных штанов торчали голые мозолистые и стертые ступни, ступни бедняка. Немного поодаль она увидела его башмаки, подбитые крупными гвоздями, не слишком еще стоптанные, хотя прилично истрепанные. Таким же казался и их обладатель, прислоненный к одной из внутренних перегородок стены. Он был жив, а его глубокий сон, должно быть, был вызван искусными смесями, которые знахарка заставила его выпить. Лица не было видно, потому что его покрывал толстый слой повязок из выбеленного льна.
— Это кто-то из наших краев? — спросила Анжелика.
На лице колдуньи появилась едва заметная ироничная усмешка.
— Уж не воображаешь ли ты, что я могла бы завлечь в свою пещеру одного из этих несчастных святош даже ради спасения его жизни? Уже давным-давно бы обшарили все вокруг, крича, что я заманила его, чтобы сварить в котелке сатаны!
Пожав плечами при упоминании глупостей, на которые способны люди, она опустилась на колени около своего пациента. Анжелика сделала то же самое. Наполовину склонившись, колдунья долго всматривалась в неподвижное человеческое тело, как бы изучая то, что происходило внутри.
— Еще несколько дней, — сказала она наконец, — и я чувствую, что все закончится.
Она посмотрела на Анжелику и взяла ее за руки.
— Ты еще очень маленькая, но твои руки сильные и исцеляющие.
Она прошептала доверительным тоном:
— Я усыпила краба[39]
, который под кожей выедал ему лицо…Она на мгновение закрыла глаза, затем продолжила торжественным тоном:
— Нужно будет выманить его на поверхность… Нельзя чтобы человек пошевелился, иначе краб проснется… Ты будешь держать его голову.
— Прямо сейчас?
Колдунья засмеялась и затрясла своей белой как снег шевелюрой.
— Нет… Нужно ждать… Еще одну ночь. Сейчас растущая луна. Она притягивает силы земли и поможет этим силе моих рук… Возвращайся завтра к вечеру… Будет как раз время.
Предполагая, что она будет занята всю ночь, Анжелика задумалась над тем, как устроить так, чтобы уйти из дома и не разбудить Ортанс. Ведь если та проснется, она поднимет на ноги весь замок. Мелюзина, разгадавшая ход ее мыслей, засмеялась, затем с довольным видом покачала головой.
— Это хорошо, ты смелая… И готова на все, чтобы помочь ближнему!
Когда на следующий день Анжелика возвратилась, оранжевое солнце уже спускалось к горизонту. Она уловила слабый серный запах, разлитый внутри грота.
Колдовское бормотание слетало с полузакрытых губ Мелюзины.
Она сделала девочке знак опуститься на колени, как и она сама, подле лежащего человека. Анжелика знала, какова была ее роль. Не первый раз ей приходилось касаться больного, чтобы снимать боль, но в этот раз ей нужно было также удерживать голову в неподвижности. Для того чтобы быть уверенной в том, что она не будет ни шевелиться, ни дрожать, Анжелика решила, несмотря на жгучее любопытство, не отвлекаться на наблюдение за операцией, которую собиралась выполнить знахарка, и сосредоточить свое внимание в одной точке на стене перед нею. Тем не менее она по-прежнему осознавала движения рук Мелюзины, лежащих на повязке. Они как будто поддерживали странное, почти беззвучное бормотание, модулируемое вибрацией губ находящейся в трансе женщины. Временами даже казалось, как будто это пение доносилось откуда-то из другого места, снаружи.
Звуки стали затихать. Голова, которую удерживала Анжелика, вдруг показалась ей легче.
— Смотри!
То, что она увидела на снятой белой повязке, было не столько крабом, сколько огромным черным пауком с безобразной мордой, красной в центре и с черными разводами по краям.
Голова Мелюзины оставалась склоненной, она созерцала открывшуюся ей картину с напряженным вниманием.