Анжелика Маркиза Ангелов

Это слишком. Король Людовик XIV уже выбыл из игры. Кстати, я должен заметить, что дочь Гастона Орлеанского — высокомерная мадемуазель де Монпансье — ярая фрондерша. Она уже сражалась год назад на стороне восставших. Она хочет возобновить бой. Моя жена ее обожает, и та отвечает ей взаимностью. Но на этот раз я не позволю Алисе вступить в какую-либо партию, кроме моей. Нет ничего плохого в том, чтобы повязать себе в качестве пояса голубой шарф и вставить в шляпку колосок, если это не ведет к разладу в отношениях между супругами. А у Алисы такой характер, что она всегда должна выступать «против»: против обычных подвязок для чулок — за шелковые, против челки — за открытый лоб и так далее. Такая позиция ей кажется оригинальной. Сейчас она против регентши Анны Австрийской, потому что та сказала ей, что сосательные таблетки, которые она всю жизнь использовала для свежести дыхания, напоминают ей по запаху слабительное. Ничто не заставит Алису вернуться ко двору, где она скучает от набожности королевы и выходок маленьких принцев. Я думаю, мне придется присоединиться к жене, раз она не хочет присоединиться ко мне. У меня к ней слабость, я нахожу ее пикантной, а также ценю ее таланты в искусстве любви… В конце концов, Фронда — приятная игра…

— Но… но вы же не хотите сказать, что господин Тюренн тоже… — пролепетал Арман де Сансе, теряющий почву под ногами.

— Ох, господин Тюренн, господин Тюренн! Он такой же, как и все. Ему не нравится, когда его услуги недооценивают. Он попросил, чтобы Седаном владела его семья. Ему отказали. Он разозлился, и правильно сделал. Кажется, он даже уже согласился на предложение испанского короля. Господин Конде на этот раз более неспешен в принятии решения. Он намерен дождаться новостей от сестры де Лонгвиль, которая отправилась вместе с принцессой Конде призвать к восстанию Нормандию. Необходимо отметить, что здесь находится герцогиня де Бофор, к чьему очарованию принц не безразличен… Так что наш рыцарь впервые не торопится вступить в бой. Поверьте, вы простите его, когда увидите божественную герцогиню, о которой я говорил… Она великолепна, мой дорогой!

Анжелика, прислонившись к занавеске, отделяющей один зал от другого, увидела, как отец достал свой большой платок и вытер лоб. «Он ничего не добьется, — подумала она, и ее сердце сжалось. — Какое им дело до наших мулов и сереброносного свинца?»

Внезапно девочка почувствовала, как в горле встал ком. Она ушла прочь, в парк, на который уже ложились синие вечерние тени. Звуки скрипок и гитар все еще доносились из глубины залов, но вереница слуг уже несла в дом подсвечники. Некоторые лакеи, взгромоздившись на специальные табуреты, закрепляли свечи в настенных подставках перед зеркалами, которые отражали огни свечей.

«Господи, сколько отцу приходится переживать из-за каких-то мулов, которых Молину пришло в голову продать Испании во время войны! — говорила Анжелика сама с собой, медленно прогуливаясь по аллеям. — Предательство ли это?.. Ему совершенно безразличны все эти принцы, живущие исключительно за счет милости монарха. Неужели он действительно собирается бросить вызов королю?»

Она обошла замок вокруг и оказалась у подножия стены, по которой раньше частенько карабкалась наверх, чтобы полюбоваться сокровищами прекрасной комнаты. Вокруг не было ни души, так как даже те редкие парочки, которых не пугал предвещавший скорое наступление осени вечерний туман, предпочитали оставаться на лужайке перед входом.

Следуя уже почти безусловному рефлексу, Анжелика сняла туфли и, несмотря на длинное платье, ловко взобралась по стене до карниза второго этажа. Уже совсем стемнело. Ни один прохожий не смог бы разглядеть детскую фигурку, напоминавшую барельеф, в тени небольшой башенки, украшавшей правое крыло.

Окно было открыто. Анжелика наклонилась вперед. Она поняла, что здесь должен кто-то быть. Впервые за долгое время комната не пустовала, и в глубине ее озарял золотым светом масляный ночник. При таком освещении мебель и гобелены казались еще таинственнее. Словно ледяными кристаллами сверкали эбеновые шкафчики с перламутровым напылением.

Бросив взгляд на высокую узорчатую кровать, Анжелике вдруг показалось, будто картина с изображением бога и богини ожила.

Два тела, обнаженных и белоснежных, сплелись на небрежно разбросанных простынях, кружева которых свисали до пола. Тела были так тесно переплетены, что Анжелика сначала подумала о драке подростков, о борьбе между задиристыми и бесстыдными пажами, прежде чем различила мужчину и женщину.

Каштановые вьющиеся волосы мужчины почти полностью закрывали лицо женщины, чье длинное стройное тело, казалось, могло быть раздавлено телом любовника. Однако мужчина двигался нежно, ритмично, охваченный страстью, и свет ночника освещал игру его великолепных мускулов.