Он потащил ее в коридор и столкнулся с Клеманом Тоннелем. Тот не успел выхватить свой спрятанный под плащом пистолет. Первым же ударом Андижос вонзил клинок ему в горло. Клеман Тоннель рухнул, истекая кровью.
Маркиз и Анжелика со всех ног бросились бежать.
До них донесся голос Месье, кричавшего гвардейцам:
— Стража! Стража! Схватить их!
Сзади послышался топот и бряцание железа — гвардейцы, вооруженные алебардами, бросились в погоню.
— К Большой галерее! — выдохнул Андижос. — В Тюильри… К конюшне, на коня! Прочь из города… Тогда мы спасены…
Несмотря на дородность, выносливости гасконцу было не занимать, но у Анжелики больше не оставалось сил. Страшно болела лодыжка, горело раненое плечо.
— Я сейчас упаду, — задыхаясь, проговорила она, — я сейчас упаду.
В это время они пробегали мимо одной из широких лестниц, ведущих в сад.
— Спускайтесь вниз, — скомандовал Андижос, — и спрячьтесь получше. Я постараюсь увести их как можно дальше, к конюшням.
Анжелика мчалась вниз по каменной лестнице, едва касаясь ступеней. Внезапно ударивший в глаза свет от жаровни заставил ее отпрянуть. И в то же мгновение она упала.
Арлекин, Коломбина и Пьеро подняли ее, отнесли в свое убежище и как могли, спрятали от преследователей. Перед глазами Анжелики долго мелькали красные и зеленые ромбы их пестрых одежд, после чего она погрузилась в глубокий обморок.
Глава 5
Мягкий зеленый свет нежно окутывал Анжелику, которая только что открыла глаза. Она в Монтелу, на тенистом берегу реки, а солнечный свет становится зеленым, пронизывая пышные кроны деревьев.
Послышался голос брата, Гонтрана:
«Нет, мне никогда не удастся подобрать краски, чтобы получить такую зелень. Конечно, если смешать каламин с персидским кобальтом, выходит близкий цвет, но это густой, непрозрачный зеленый. Совсем не то, что изумрудный цвет пронизанной светом листвы над рекой…»
Голос Гонтрана звучал как-то странно — низко и хрипло, но с той же угрюмой интонацией, с какой брат всегда говорил о красках или о картинах. Сколько раз он с досадой бормотал, разглядывая глаза Анжелики: «Это цвет листвы, я никогда не смогу подобрать его».
Но тут Анжелика вздрогнула от резкой боли в животе и, оказавшись в реальном мире, вспомнила, что произошло что-то ужасное.
«О Господи, — подумала она, — мой ребеночек погиб!»
Конечно, он погиб! Он не мог вынести такого кошмара. Он умер, когда она выпрыгнула из окна в черную пропасть. Или когда бежала по галереям Лувра… От той безумной погони до сих пор кружилась голова, дрожали руки и горели ноги; отчаянно, до боли в груди колотилось сердце.
Собравшись с силами, она подняла руку и положила ее на живот. В ответ на прикосновение ребенок зашевелился.
«Он еще со мной, он жив! Какой храбрый спутник мне достался!» — с гордостью и нежностью подумала она.
Ребенок барахтался в ней, как лягушонок. Под рукой она почувствовала круглую головку. Ясность мысли возвращалась к ней с каждой минутой, и она поняла, что лежит в огромной кровати с витыми стойками и через зеленую саржевую ткань полога проникает тот самый свет, который перенес ее на берег реки в Монтелу.
Но это не дом Ортанс на улице Ада. Где же она находится?
Анжелика не могла вспомнить ничего определенного; у нее лишь осталось ощущение, что позади колышется смутная масса теней, но она не могла толком восстановить ужасные события вчерашнего вечера. Черный яд, блеснувшие, словно молния, лезвия шпаг, страх и липкая грязь.
Снова послышался голос Гонтрана.
— Никогда, никогда не подобрать мне этот прозрачный зеленый цвет воды, в которой отражаются листья.
На этот раз Анжелика едва сдержала крик. Она сошла с ума, это точно! Или тяжело больна?..
Она села и раздвинула полог.
Открывшаяся картина окончательно убедила графиню в том, что рассудок оставил ее.
Перед ней, на возвышении вроде помоста, лежала белокурая розовотелая полуобнаженная богиня, держа в руках плетеную соломенную корзину, из которой на бархатные подушки ниспадали лозы роскошного золотого винограда. Маленький Купидон, пухлый и совсем голый, в цветочном венке, криво сидящем на его светлых волосах, с большим воодушевлением щипал сочные ягоды. Внезапно божок расчихался. Богиня с беспокойством поглядела на него и произнесла несколько слов на незнакомом Анжелике языке — надо полагать, на языке обитателей Олимпа.
В комнате произошло какое-то движение. Бородатый гигант, одетый в простую одежду ремесленника, подошел к Эросу, взял его на руки и завернул в шерстяной плащ.
В ту же секунду Анжелика увидела мольберт художника Ван Осселя, возле которого стоял подмастерье в кожаном фартуке с палитрами, казавшимися смесью пестрых ярких пятен.