Анжелика. Тени и свет Парижа

Быть может, она надеялась, что он женится на ней? Самые безумные мечты могут пустить ростки в сердце влюбленной женщины, даже если она цыганка.

Но еще не наступили те времена, когда сумасшедшая страсть сможет помочь двум влюбленным преодолеть черту общественных и религиозных запретов. За одни только подобные мечты церковь могла приговорить цыганку к сожжению, а родня — к смерти.

— Итак, она не простила твоему отцу-барону, что он оставил ее мракобесию соплеменников, обрек на судьбу кочевников — всеми ненавидимых, отверженных, вечно гонимых на дорогах французского королевства, да и всей Европы.

Мэтр Людовик добавил:

— Говорят даже, что они, как и евреи, пытались уплыть в Новый Свет, но и там их встретили костры, потому что испанская инквизиция тоже отправилась за море.

Анжелика слушала собеседника, не понимая, чего он хотел добиться, рассказывая ей эту поразительную историю об отце. Ее разум восстал. Обессиленная, ошеломленная, она совсем растерялась.

— Но я вас просила не об этом! — внезапно воскликнула она. — Я просила вас рассказать мне о человеке, который, вне всякого сомнения, связан с миром демонов. Мне рассказывали, что вы умеете изгонять этих демонов, чтобы изменить судьбы честных людей, которых они преследуют и мучают… Я хочу знать, что скрывается за несчастьями, которые обрушились на нас. Я уверена, что он это знает, и вы тоже знаете… Или могли бы узнать, — поправилась Анжелика, осознав, что ее упреки и недовольство невольно могут оскорбить человека, который снискал уважение всего Дворца правосудия и у которого спрашивает совета сам канцлер Сегье.

— Ну почему вы не хотите меня понять, почему вы оставляете меня на произвол судьбы?

Она вдруг почувствовала так, как будто тонет в зыбучих песках, которые поглотили ее счастье.

Мэтр Людовик не рассердился.

— Успокойся, — сказал он, внезапно переходя на «ты», — доверься мне. Знай, что я не могу сказать тебе больше того, что уже сказал, но не могу сказать и ничего другого. Именно в этом проклятии кроется зло, влияющее на твою жизнь, обрекающее тебя на поражение, вопреки тому, что при рождении ты получила силу побеждать. Все, что я могу сделать, это избавить тебя от проклятия, которое было направлено на твоего отца, а посему коснулось твоей матери и всей твоей семьи… Это не так просто, поверь! Распутать, уничтожить проклятие, наведенное тремя одаренными цыганками…

— Почему тремя?

— Потому что одна оскорбленная девица, несмотря на всю обиду, не смогла бы навести столь сильное заклятие. Она обратилась за помощью к матери и к одной из своих теток, слава которой преодолела границы королевства и докатилась до самого Черного моря. Твой отец должен был потерять все, что имел, а главное — он должен был остаться бездетным.

— Но тогда… как же получилось, что мы все-таки появились на свет?

— В этом-то и заключена тайна… Насколько бы ни была сильной наведенная порча, порой случается так, что она не действует или ослабляется неучтенными противодействующими силами. Святость вашей матери смогла отвести или изменить предначертанные несчастья.

Анжелика продолжала зачарованно глядеть на колдуна, но не произнесла ни слова, и он добавил почти весело:

— Все ясно как день. Невозможно заставить страдать кого-либо, если для него любое страдание, любая жертва, даже невозможность иметь детей, — испытание, ниспосланное Богом. И именно это испытание дарует скромному созданию счастье служить Богу, разделить страдания Господа Нашего Иисуса Христа на кресте. Горячо верующий человек принимает все муки, лишь благословляя их. Самые зловредные умы бессильны против таких жертв. Таким образом, ваша матушка частично разрушила чары, воздействовавшие на вашего отца, и избавила его от злой участи остаться бездетным, что, несомненно, стало бы самой жестокой карой как для него, так и для нее.

Мэтр Людовик говорил с такой искренней добротой, что Анжелика вконец растерялась. И вспомнила своего отца сидящим на склоне холма, пока она сама, прыгая то на одной, то на другой ножке, приставала к нему с вопросами.

Вся эта история с цыганкой была так не похожа на него.

— Мой отец был порядочным человеком, — жалобно пролепетала она, пытаясь нарисовать более правдивую картину минувшего.

— Почему вы говорите «был»? Ваш отец не умер, насколько мне известно. И что странного в том, что восточная женщина до безумия влюбилась в порядочного человека, христианина, который оценил ее по достоинству и который заставлял ее смеяться? Эти женщины-гадалки очень впечатлительны и чувствительны, как арфы, но при этом они не избалованы романтическим вниманием своих мужчин, которые в большинстве своем отличаются угрюмостью и не блистают красноречием.

— А… тот, другой? Тот, чьи глаза горят во тьме.