Анжелика. Тени и свет Парижа

— Ха! И ты хочешь, чтобы я тебя признала? — воскликнула почтенная женщина. — В тот день у тебя были волосы и не было ботинок. Сегодня у тебя есть ботинки, но нет волос. Но надеюсь, твои пальцы по-прежнему ловкие?.. Тогда присаживайся. Работы хватает, ведь скоро праздник Всех Святых. Кладбища и церкви расцветут букетами, я уж не говорю о цветочном убранстве для надгробий.

Анжелика устроилась под большим красным зонтом и умело принялась за работу.

Она не поднимала глаз, стараясь не обращать внимания на маячивший на горизонте у водной глади силуэт старой Нельской башни и боясь узнать среди прохожих Нового моста одного из бандитов Весельчака. Но в тот день на Новом мосту царило спокойствие.

Не было слышно даже громогласных выкриков Большого Матье, так как в эту пору он перекочевал вместе со своей телегой-платформой и оркестром на ярмарку Сен-Жермен, хотя никто толком не знал, возродилась ли на ярмарке присущая ей радостная суета.

А Новый мост утратил свою значимость. Здесь стало меньше зевак, меньше бродячих актеров, меньше нищих. Впрочем, Анжелика только радовалась этому.

Торговки, ахая и охая, обсуждали побоище на ярмарке Сен-Жермен. Казалось, что до сих пор еще не подсчитаны все убитые в той кровавой потасовке. Но впервые за долгие годы полиция действительно взялась за дело. С того памятного вечера не проходило и дня, чтобы на улицах города не появилась процессия нищих, которую «охотники на бедняков» вели по направлению к Общественному госпиталю, или цепочка каторжников, отправляемых на галеры. Что касается казней, то каждый новый рассвет на Гревской площади встречали пара-тройка повешенных.

— Вот увидите, — уверяла дородная цветочница, которая, по всей вероятности, пользовалась особым почетом в цеху торговок цветами, — наш молодой король освободит нас от этих паразитов. Говорят, он собирается провести важные реформы. Скоро все нищие и бродяги без крыши над головой будут арестованы и отправлены в приют.

— Вот король, который всем по нраву! — воскликнула прелестная девушка с корзинкой гвоздик. — А как он красив! Я его видела однажды, когда он проезжал в роскошной карете. Я крикнула «Да здравствует король!» и бросила маленький букетик. К сожалению, он упал в водосточный желоб, но король заметил это и очень мило улыбнулся.

— Говорят, что он влюблен в одну из фрейлин королевы и что он сделал ее своей фавориткой. Наверное, он осыпал ее драгоценностями.

— Все это наветы подлого змея, Грязного Поэта, — заявила дородная цветочница. — Конечно, все знают, что мужчины великие распутники. Но на сей раз мне хочется верить, что Грязный Поэт наврал, ведь какой бы свиньей ни был мужчина, он не может поступать так со своей женой, когда она должна произвести на свет их первого ребенка. Потом — это уже другое дело. Плоть слаба.

— Крестная, я расскажу Грязному Поэту о том, что вы сказали о короле.

— Ты можешь сказать ему все, что пожелаешь, моя душечка. Он в тюрьме, и его скоро повесят.

— Я в это не верю. Он выпутается и на этот раз. И вообще, он нам пригодится, если мы собираемся отправить свои поздравления королеве.

— Мы не обязаны обращаться к этому рифмоплету, — ответила толстуха, которой явно не нравился Клод Ле Пти. — Найдется немало достойных поэтов, которые сочтут за честь написать для нас стихи; нужно лишь дождаться пушечного залпа…

— Двадцать пять залпов, и все будут знать, кто родился: мальчик или девочка. Двадцать четыре выстрела в честь принцессы и сто — в честь дофина.

И женщины стали судачить о нарядах, которые наденут цветочницы и продавщицы апельсинов Нового моста, когда вместе с торговками рыбой с Центрального рынка от имени всех торговок Парижа они отправятся с поздравлениями к молодой королеве, разрешившейся от бремени, и к Его Высочеству дофину.

— А меня беспокоит другое, — вступила в разговор покровительница Анжелики. — Куда пойдет наш цех, чтобы достойно отметить День святого Вальбона? В прошлом году владелец таверны «Добрые люди» обобрал нас, как последний разбойник в лесу. Я больше не желаю платить этому мошеннику ни единого су.

Анжелика, которая до сих пор, как и полагается примерной ученице, не раскрывая рта, лишь слушала разговоры цветочниц, приняла участие в обсуждении.

— Я знаю превосходный трактир на улице Валле-де-Мизер. Там и цены не слишком высокие, и всегда отменное свежее угощение.

И молодая женщина принялась торопливо перечислять деликатесы, которые подавали в отеле Веселой Науки и к которым она сама некогда приложила руку:

— Что вы скажете о паштете из раков, об индейке, фаршированной фенхелем, о рагу из потрохов ягнят, не говоря уже о марципане с фисташками, маленьких слоеных пирожках и анисовых вафлях? А еще, милые дамы, вы сможете отведать в этом трактире кое-что, чего и Его Величество Людовик XIV никогда не видывал на своем столе: маленькие легкие и горячие бриоши[52], внутри которых прячется охлажденное фуа-гра[53]. Настоящее чудо!

— Хм-м! Девочка, от твоих рассказов у нас слюнки потекли, — дружно загомонили торговки, чьи глаза уже разгорелись в предвкушении всего этого чревоугодия.