Анжелика в Квебеке

Но великан отдернул руку, держащую коробку, и протянул другую, раскрыв свою громадную ладонь.

Граф извлек из своего плаща объемистый кошелек и положил его в протянутую руку.

Маленькая коробочка перешла к нему.

Пробормотав что-то на прощание, великан удалился.

Граф де Сент-Эдм пересек соборную площадь и начал спускаться вниз.

Он приподнял крышку коробочки, и беглая улыбка скользнула по его тонким накрашенным губам: облатки!

Это обязательно поможет ему «увидеть», что случилось с его другом графом де Варанжем, который так таинственно исчез уже в течение нескольких недель, когда он направился навстречу флоту этого неукротимого графа и его слишком красивой жены.

В то время как граф де Сент-Эдм спускался в Нижний город, Юсташ Банистер стучал в дверь низенького домика, притаившегося между высокими стенами сада монастыря урсулинок и домом семейства де Меркувиль.

Это была мастерская Франсуа ле Бассера, мастера-краснодеревщика, бывшего судебного исполнителя Большого Совета. Несмотря на то, что он столяр и занимается, резьбой по дереву, выполняя заказы для церкви, к нему все еще обращаются с просьбой помочь составить официальные бумаги в этом городе, где нотариусы запрещены, с целью излечить французов от их любви к тяжбам.

Но это не помогло! Жители города довольствовались услугами столяра-краснодеревщика, умеющего составлять жалобы.

Франсуа ле Бассер не спал еще в тот поздний час, когда кулак Юсташа Банистера колотил в его дверь, так как он работал над эскизом ковчега, который заказал ему епископ Канады мессир де Лаваль, для обретения мощей святой Перепетуи-мученицу, прибывших сегодня в Квебек.

Этот ковчег должен находиться над алтарем в центральной нише.

Ле Бассер задумал сделать его из красивого орехового дерева, в форме восточной курительницы для благовоний, с коленопреклоненными ангелами по обе стороны, держащими над ней мученический венец.

Стекло овальной формы закроет отверстие, позволяющее видеть алое сердце, содержащее мощи. Цоколь будет в форме раковины или короны, инкрустированной драгоценными камнями. Но что касается этой последней детали, о ней еще надо будет поговорить с епископом.

Сильный стук в дверь заставил мастера вздрогнуть. С масляной лампой в руках он пошел к выходу, осторожно пробираясь между чертежами, кусками дерева, которые только что начали обрабатывать его подмастерья и сыновья — различными деталями большой дарохранительницы для нового храма Святой Анны на берегу Бопре.

Пробираясь по целому морю стружки, Франсуа внимательно следил за тем, чтобы ни одной капли не упало на пол. Какой беспорядок! Вся работа остановилась из-за приезда этих иностранцев, перевернувших весь город вверх дном. Приоткрыв дверь, он увидел громадного Банистера, протягивающего ему тяжелый кошелек.

— Юсташ Банистер, почему ты бродишь по улицам в столь поздний час?

— Вот деньги, ты поможешь написать мне бумаги по моим судебным делам. Я подаю в суд на прокурора Совета, потому что он не занимался моими документами, подтверждающими право на дворянство. Я подаю в суд на урсулинок, потому что они ведут строительство на моих землях. Я подаю в суд на маркиза де Виль д'Аврэя, потому что он копал под моей землей и потому что он хочет присоединить к своим владениям ту мою землю, которая с ними соседствует.

— Банистер, твоя мстительность тебя погубит. Ты живешь только для того, чтобы сутяжничать.

— Это не я начал. Епископ отлучил меня от церкви, так как я носил спиртное индейцам. Как будто только я один! У меня отняли мое разрешение на добычу пушнины! Я не имею права покинуть город… Ну что ж! Раз так, я остаюсь в нем, и я буду отстаивать свои права. Денег-то на тяжбу я найду… Ты судебный исполнитель или нет? Я плачу тебе или нет?

Его маленькие злобные глаза оглядели мастерскую.

— Давай-ка, бумагомаратель, царапай то, что я тебе сказал, или же я подожгу твою лачугу, и эти украшения для алтаря Святой Анны сгорят еще до того, как ты отнесешь их урсулинкам для золочения…

***

Мать Магдалина, молодая урсулинка, ясновидящая, не может уснуть.

Напрасно покинула она свое неудобное ложе.

Напрасно она преклонила в молитве колени на холодном каменном полу своей кельи.

Тогда, взяв свечу, она направилась в золотильную мастерскую.

Где-то вдалеке, в дальнем крыле монастыря, слышался плач ребенка — одной из воспитанниц-урсулинок. Ночь действует так угнетающе, даже дети это чувствуют.

Теперь, стоя посреди мастерской, она немного успокоилась, глядя на ту привычную обстановку, среди которой сестры проводят целые дни.

В конце коридора показался свет лампы. Пожилая монахиня появилась на пороге мастерской.

— Сестра Магдалина, что вы здесь делаете? Вы нарушаете режим монастыря, которой предписывает отдыхать в ночные часы, дабы восполнить наши столь слабые силы, необходимые для исполнения тяжкого долга, возложенного на нас.