Беранжер окунула в нее кончики пальцев с тем покаянным и одновременно игривым видом, который был верхом женской грации и лицемерия. Она обладала бесспорным очарованием, в котором сочетались набожность и шаловливость. Такими изображали некоторых ангелов, окружающих трон Всевышнего.
Глядя на нее, Анжелика вспомнили, что мадам де ла Водьер тоже была гасконского происхождения, родом из Окситании, той части Аквитании, солнечной и мятежной, где люди часто имеют свое представление о религии и относятся совсем иначе к обрядам и верованиям.
Когда-то, когда Анжелика впервые приехала в Тулузу из своего родного Пуату, она была ошеломлена пылким нравом этих людей, чьи характерные черты так ярко воплотились в благородной натуре Жоффрея де Пейрака: изящество, ум, независимость, страстность. И в то же время вспыльчивость сочеталась в них с нежностью и тонкой иронией.
В то время ей показалось, что прекрасные дамы Лангедока, с черными глазами, дерзким смехом и огненными страстями, насмехаются над ней — белокурой и сдержанной. Ей стоило немалого труда завоевать свое место среди них.
И вот, не смешно ли, эта сумасбродная Беранжер пробудила в ней те давние и полузабытые ощущения.
Ученик, одетый в черное, проводил обеих дам в просторную приемную. Зная о цели их визита, он удалился, чтобы узнать, действительно ли господин де Пейрак находился здесь.
Комнату согревала печь, привезенная из Англии. На стенах висело множество картин, и среди прочих — портрет Игнатия Лойолы, испанского офицера, который почти столетие тому назад основал свое знаменитое воинство Христовых солдат. В нише, где мерцала лампада, находилась его посмертная маска.
Беранжер расхаживала по комнате и с интересом рассматривала картины, написанные с религиозным вдохновением и большим талантом.
На одной из них была изображена смерть Георгия Ваза, проповедника из Африки, в тот момент, когда, собрав последние силы, он благословляет негров из Конго, собравшихся у его смертного одра. Другая изображала отца Франсуа-Ксавье, стоящего среди китайцев в Сан-Шеу и оживляющего утонувшего ребенка. Этот священник был одним из первых шести иезуитов, сподвижников Лойолы, и так же, как и он, канонизирован Папой Грегуаром XV. Его праздник недавно отмечался, и потому перед картиной стояли серебряные вазы с большими букетами бумажных цветов. В комнате царила особенная тишина. Атмосфера была здесь совсем иная, чем в семинарии. Более углубленная. Удивительный покой, несмотря на присутствие детей в классных комнатах. Закрыв двери, вы ощущали себя будто в крепости. Здесь странствующие миссионеры находили отдых, вернувшись после опасных и утомительных экспедиций. После бесконечного путешествия в лодках-каноэ, дыма и насекомых в индейских хижинах, они обретали покой в своих побеленных известью кельях, наслаждались общением со своими братьями по вере. Здесь они писали свои знаменитые донесения, столь ожидаемые во Франции.
Здесь бывали неординарные личности, способные к левитации, передаче мыслей на расстоянии, обладающие даром предвидения.
Анжелике пришло в голову, что отец д'Оржеваль вполне мог бы спрятаться в этих стенах, выжидая, когда наступит его час.
Именно в этот момент она услышала тихие шаги за спиной и, обернувшись, увидела, что в дверь, скрытую ковром, вошел иезуит.
Несмотря на полумрак, она сразу же узнала его светлую бороду и слишком белую кожу.
Поскольку он стоял неподвижно и молча, Анжелика обратилась к нему с приветствием:
— Я полагаю, что мы уже встречались в Акадии? Вы — отец Филипп де Геранд, не так ли? Коадъютер отца д'Оржеваля?
Он утвердительно кивнул в ответ. Взгляд его слишком светлых глаз стал жестким. Наконец его губы зашевелились, и он как бы выдохнул:
— Из-за вас он должен умереть.
Он отступил назад и, будто призрак, растаял в полутьме.
Вернулся семинарист, сказав им, что действительно господин де Пейрак находится здесь.
Они прошли по длинному коридору, и их провожатый постучал в самую последнюю дверь из массивного дерева. Они очутились в просторной комнате, которая, судя по обилию книг, была библиотекой. Повсюду стояли сотни книг самой разной величины. Некоторые из них были высотой с пятилетнего ребенка. В тот момент, когда они вошли, один из этих гигантских томов в кожаном переплете был только что возложен на деревянную подставку, и над ним склонились граф де Пейрак и несколько отцов иезуитов.
Они взглянули на вошедших, и Анжелика узнала в одном из них отца Мобежа.
Комната поражала обилием находившихся в ней научных приборов и инструментов большой ценности. Медные астролябии и астрономические циферблаты, небесные и земные глобусы, тригонометрии… На маленьком столике среди луп и компасов стоял раскрытый астрономический несессер, представляющий собой восьмиугольную шкатулку из дерева, инкрустированного позолоченным серебром.