Анжелюс

На этом обрывается начало романа. Сохранился список его предполагаемых персонажей и еще три небольших фрагмента. Список персонажей таков: Морво, Кормюзель, де Ла Шарлери, Шарлери, доктор Наризо, аббат де Праксевиль, Антуан де Пракса, Бремонталь, Курмарен, Ираль, Мармелен, Бутмар, семья и барышни де Серизэ, аббат Марво, доктор Патюрель, перевозчик Пишар, кучер Филипп...

Первый из нижеследующих фрагментов содержит портрет и характеристику того самого доктора Патюреля, о котором отец его в первой главе романа говорит как о человеке, который не закиснет в провинции, а станет крупным столичным врачом.

Ред.

. . . . . . . . . .

Его лицо своей худобой немного напоминало лица Вольтера и Бонапарта. У него был тонкий заостренный нос с горбинкой, сильно развитые челюсти, выдающиеся около ушей, острый подбородок и светло-серые глаза с черным пятном зрачка посредине; авторитетность его речи и профессиональных приемов внушали всем большое доверие. Он вылечивал людей, давно считавшихся неизлечимыми: ревматиков, деревенских жителей, страдающих неподвижностью суставов, искалеченных сыростью; он вылечивал их гигиеной, питанием и упражнениями, а также порошками, которые возвращали им аппетит. Он лечил старые раны новыми антисептическими средствами и боролся с микробами при помощи новейших способов. Кроме того, когда он пользовал больного, казалось, что он оставлял после себя в доме атмосферу какой-то опрятности. Он добился успеха, его стали приглашать издалека, и деньги потекли к нему, так как он знал им цену и устанавливал плату за визит, согласно расстоянию и имущественному положению больного.

. . . . . . . . . .

Второй фрагмент посвящен разговору доктора Патюреля (сына) с аббатом Марво возле колясочки, в которой лежит калека Андре, младший сын г-жи де Бремонталь.

Ред.

. . . . . . . . . .

— Вы первый врач этого округа... У вас богатство и все что угодно.

— Но, живя здесь, я томлюсь, гублю свою жизнь. Все, что мне дорого и чего я желаю, — всего этого у меня нет. Ах, Париж, Париж!.. Можно ли мне работать здесь для себя, работать для науки? Разве я могу иметь здесь под рукой лаборатории, госпитали, редкостных больных, все известные и неизвестные миру болезни? Могу ли я производить опыты, делать сообщения, стать членом Академии медицины? Здесь я лишен всего; у меня нет ни будущего, ни развлечений, ни удовольствий, ни женщины, которую я мог бы взять себе в жены или хотя бы полюбить. Ни славы, ничего, ровно ничего, кроме известности в пределах нашей округи. Да, я лечу народ, скупых буржуа, которые платят серебром, иногда золотом, но никак не банковыми билетами. Я лечу ничтожные страдания обыкновенных людей, но никогда не лечу князей, послов, министров, знаменитых людей искусства, исцеление которых получило бы громкую огласку и стало бы известным при иностранных дворах. Одним словом, я лечу и излечиваю в провинциальной глуши отбросы человечества.

Священник слушал его с видом некоторого раздражения и недовольства.

Он произнес:

— Но это, пожалуй, более благородно, более достойно и прекрасно...

Врач с бешенством возразил:

— Я живу не для других, я живу для себя, господин кюре.

Аббат почувствовал, что его душа проповедника возмутилась.

— Христос умер за малых мира сего, — промолвил он.

Врач проворчал:

— Но я-то не Христос, черт возьми! Я доктор Патюрель, экстраординарный профессор медицинского факультета в Париже.

Мысль аббата в одно мгновение пробежала целый круг идей, достигнув почти предела мыслительной способности человека, и, осознав все величие и все ничтожество идеалов, успокоилась. И он заключил:

— Возможно, вы и правы. С вашей точки зрения, истина на вашей стороне. И для вас это единственное благо.

— Еще бы! — воскликнул врач звучным голосом, зазвеневшим в сухом воздухе.

Священник прибавил:

— И все же вы человек великодушный, если остаетесь здесь ради матери.

Доктор вздрогнул: коснулись его раны, его горя, его сокровенных чувств.

— Да, я никогда ее не покину.

Их глаза одновременно остановились на калеке, который напряженно слушал их и прекрасно понимал все, о чем они говорили. Взгляды обоих мужчин, встретившись затем, обменялись невысказанной мыслью о судьбе и будущем этого ребенка, мысленно сравнив его судьбу со своей. Вот кто был истинным страдальцем.