Ап (СИ)

   Когда я открываю глаза, в висках набатом стучит паровой молот, меня тошнит и крутит, а перед глазами мелькают какие-то мелкие соринки, мешая видеть. Чертово похмелье, думаю я, похмелье, или отходняк. Или что-нибудь еще, потому что человечество обязано назвать это как-то по особенному, простое слово "похмелье" слишком плоско, бесцветно и не отражает всего ужаса состояния. Когда ты одновременно испытываешь и жажду и тошноту, слабость и дрожь и боль в затекших руках. Я со стоном пытаюсь обхватить голову руками, нащупываю что-то влажное и холодное рядом и поворачиваю голову влево. Повернув голову, несколько секунд пытаюсь проморгаться, все вокруг плывет и качается, белый потолок, белая кровать с белыми простынями на ней, далекая прорезь окна, откуда льется дневной свет и что-то на кровати рядом со мной, ярко-цветное... Я закрываю глаза и внутри у меня нарастает очень нехорошее, холодное чувство. Это бред, вздор, думаю я, сон, кошмар и галлюцинация. На какую-то секунду мне показалось, что рядом со мной, совсем рядом, так, что краем глаза увидеть... ужаснуться...

   Но этого не может быть, думал я, тысячи реальностей и миллионы вселенных и какова вероятность, что я проснулся именно в этой, где рядом со мной лежит это? Нет, панически прервал я сам себя, нет, нельзя думать что это - "это". Рядом со мной лежит Лапочка, вот и все - убеждал я сам себя, просто показалось, просто надо открыть глаза снова, поцеловать ее и разбудить и все это покажется лишь сном, да. Сон разума рождает чудовищ? Откуда в моей голове этот древний бред, старик Ницше и Немийский Жрец, крадущийся под сенью деревьев, вблизи озера Нему возле святилища Дианы? Старый жрец мог быть смещен только одним способом - сталью и кровью, и сейчас мои пальцы в чем-то влажном и липком. И пусть я не открыл глаза, но по запаху, по этой гадкой липкости, по особой консистенции свернувшихся комочков я знаю, что жертва была принесена. И я даже знаю, кем была эта жертва, до тех пор, пока умелые руки жнеца не разорвали одеяние на груди и не вонзили стальной клинок между ребер. Как там у Бориса Васильева? "Удар у него был поставлен на мужика, вот и не попал сразу в сердце..." грудь помешала, да. У Лапочки была отличная грудь, просто всем грудям грудь и я лелеял ее, целовал, гладил, сжимал, щипал, вертел или и даже немного кусал, но я никогда не мог себе представить холодную сталь, прорезающую себе путь прямо сквозь эту упругую плоть. "На Питерхэдском берегу, в засаде Мак-Дугал, шесть дюймов стали в грудь врагу отмерит мой кинжал." С какого момента это перестает быть желанной и притягивающей плотью и становится просто субстанцией? Просто кровавой кашей, которая может привлечь разве что мясника - с тем, чтобы отделить мясо от костей и жил, вырезать мясо первого и высшего сорта и, аккуратно убрав салфеткой выступившую кровь, сложить все в бумажные пакеты с надписью "Чел. Мяс. Выс. Сорт". Тошнота с новой силой подступает к горлу и я борюсь с этим приступом - хотя бы потому, что если я сейчас пошевелюсь, то мне придется открыть глаза, придется увидеть, то, что я сейчас чувствую, а это значит что мне придется с этим жить. А как мне с этим жить я не представляю.