Апдейт консерватизма

В левом мировоззрении и в левой политике место земли было двойственным. Маркс и Энгельс занимали в этом отношении отчетливо антиконсервативную позицию, справедливо видя в сохранении традиционных земельных отношений самую сильную преграду на пути буржуазных преобразований, которые только и могли способствовать превращению пролетариата из «класса в себе» в «класс для себя», приближая тем самым пролетарскую революцию. Прусское юнкерство, аристократия вообще, изначально связанная с землей, считалась едва ли не главным врагом коммунистического движения. Даже буржуазия была более дружественной, ибо она volens nolens воспитывала пролетариат – собственного могильщика. В то же время, с точки зрения классиков марксизма, буржуазия сохраняет националистические предрассудки, а следовательно, и определенную степень связи с землей, тогда как пролетариат утрачивает их полностью и навсегда, ибо рабочие не имеют отечества.

В этом смысле Марксов пролетариат крайне антиконсервативен и представляет собой самое радикальное воплощение либерально-прогрессистского отношения к земле и нации. При всех сложностях и разногласиях в решении так называемого аграрного вопроса коммунистическое и социал-демократическое движение всегда руководствовалось почти исключительно экономическими и политическими соображениями, практически уравнивая землю с другими объектами хозяйствования.

Земля в политической культуре и истории России

Политическая культура – очень сложное и многосоставное понятие. В самом общем виде можно сказать, что политическая культура – это совокупность специфических для страны форм и методов политических действий, принимаемых большинством ее граждан как привычные и правильные.

Из чего она состоит? Существует множество определений политической культуры. Обычно в состав ее включают привычные для граждан, принимаемые ими и реализуемые в практическом поведении представления: о роли и функциях государства, а также об отношениях государства и его подданных или граждан; о том, что такое политическая свобода и в чем она реализуется; о правах народа по отношению к власти; о правильном или неправильном поведении политиков и чиновников, о том, что дозволено и что не дозволено властям; о характере и границах политического протеста и противодействия властям и о том, в каких ситуациях какая форма протеста возможна и необходима; о «правильных» и подобающих методах и формах решения международных проблем и проблем, возникающих в отношениях с другими государствами. Безусловно, отношение к земле и территории, учитывая, какую роль они играют в политических идеологиях и в истории стран и народов, должно входить в понятие политической культуры. Но не входит! Насколько мне известно, ни один из авторов, писавших о политической культуре, отношения к земле и территории в состав политической культуры не включает.

Широко распространено мнение, что русский народ всегда жил в условиях авторитарно-патриархального господства, был не способен к устроению своей собственной судьбы, полагался на волю властей, а его политической добродетелью – если это можно считать добродетелью – были терпение и покорность. На самом деле Россия частично пережила те же этапы и процессы, что и остальные страны, а частично выработала свои специфические формы реагирования на внешний мир, обусловленные прежде всего спецификой российской территории, российского пространства. Говоря о единстве процессов в России и западной Европе, полезно вспомнить, например, слова, сказанные Юстасом Мозером о роли поместий в истории Германии: «… история Германии приняла бы совсем другой оборот, если бы мы проследили все перемены судьбы имений как подлинных составных частей нации, признав их телом нации, а тех, кто в них жил, хорошими или плохими случайностями, которые могут приключиться с телом» [47] . То же самое, наверное, можно сказать и об истории России. Рассуждая о такой истории, можно было бы смело говорить, что «Вишневый сад» – пьеса не столько о людях, сколько о вишневом саде – об имении, которому грозит уничтожение, не столько физическое уничтожение, сколько утрата личностной определенности, благодаря чему утрачивается и лицо исторического индивидуума – российской нации. Субкультура имения, дворянской усадьбы в течение почти века была одной из основных тем русской литературы. Лесков, Аксаковы, Чехов, Набоков («Другие берега») внесли неоценимый вклад в «земельную» историю России. Этот вклад не был усвоен и освоен историками-профессионалами, что и понятно, поскольку в классово ориентированной марксистской истории не было места органическим целостностям, к каковым, несомненно, относится семья с ее имением, точно так же, как его нет в либерально-прогрессистски ориентированной сегодняшней российской истории.