Апдейт консерватизма

Когда же с надеждой на скорое свершение мировой революции пришлось расстаться, отношение советской власти к территории существенно изменилось. Пришлось смириться с разнородностью мира, что привнесло элементы консерватизма и поистине трепетного отношения к собственной территории. В период войны эти элементы консерватизма усилились (вряд ли нужно объяснять почему). В то же время качественность советского государства объяснялась не его традиционным жизненным укладом, способом правления и т. д. — оно не было традиционным государством, традиционной империей — а именно его претензиями на овладение будущим. Поэтому глобалистский проект не был и не мог быть отброшен, что и обусловило в послевоенное время могучий импульс и специфику советской экспансии как процесса универсализации мира. Выдающийся социальный философ Иван Ильин еще в конце 1940-х годов писал: «Коммунисты хотят мировой власти. Они мыслят не в государственном масштабе и не в национальном, а в континентальном… в планетарно-континентальном масштабе» [59]. Одновременно он выражал уверенность в том, что коммунисты просчитаются, ибо против их намерений действует могучий морально-религиозный фактор в жизни азиатских народов, практически не принимаемый коммунистами во внимание. По сути дела, он имел в виду то же, о чем говорим мы, — восстание всего партикулярного против глобального уравнения мира. Но относительно причин провала коммунистической глобализации Ильин ошибся. Намерения коммунистов не сбылись не потому, что им не удалось справиться с религиозно-культурными, националистическими и прочими партикулярными тенденциями, а потому, что они были вынуждены уступить обладающей более мощным потенциалом и оказавшейся субъективно более привлекательной либеральной модели глобализации. Остается только надеяться, что либеральные глобализаторы тоже просчитаются.

Той же спецификой глобального подхода объясняется и отрицательное отношение советской власти к геополитике: советская идеология дистанцировалась от геополитики, зачисляя ее по ведомству фашизма и империализма. Это вызывает удивление — казалось бы, геополитика вполне могла способствовать планированию стратегии коммунистической экспансии. Но, как следует из вышесказанного, чутье коммунистов не обманывало. Их неприязнь к геополитике отражала отрицательное отношение прогрессистского мировоззрения к консервативной в целом мыслительной установке. Собственно говоря, период так называемого мирного сосуществования был периодом соперничества не двух геополитических в традиционном консервативном смысле слова проектов, а двух глобалистских проектов, каждый из которых предполагал тотальное абстрагирование жизни народов.

Случившаяся в результате перестройки, а лучше сказать, вслед за Александром Зиновьевым, катастройки геополитическая катастрофа — распад Советского Союза — оказалась с точки зрения политики пространства переходом из огня в полымя. О некоторых особенностях либерального восприятия российского пространства и либерального отношения к нему сказано выше — в разделе, посвященном геополитическому аспекту российской политической культуры.

Славянофилы и глобализаторы

Освобождение от коммунизма ознаменовалось возрождением в России геополитического мышления. Поиск геополитической стратегии для России всегда состоял в поиске особого исторического пути, который соответствовал бы специфике и даже уникальности России как не страны даже, а некоего наднационального и надгосударственного цивилизационного образования. Первоначально эта проблема выступала в теоретическом противостоянии «западников» и «славянофилов». Собственно, разделение на западников и славянофилов было реакцией на остро стоявший перед страной вопрос: либо присоединение к Европе, представляющей собой, так сказать, готовый цивилизационный образец, либо развитие на собственных основаниях, которые еще только предстоит прояснить.

В этом-то и заключается главная проблема: через полтора с лишком столетия после расцвета славянофильских идей вопрос о собственных основаниях российского развития так и остается нерешенным. Можно сказать так: о том, что эти основания есть, знает каждый сторонник российской специфики и особенного исторического пути России, но в чем они состоят — этого никто толком выразить не может.