— Ну. Так, тогда ты берёшь его под руку и не отпускаешь, пока до моих пенат не доберемся, — соображает что-то вслух Айя.
— Могу и я со справа подпереть, — предлагает Хамасаки со своей стороны.
Как только вылезаем из машины, одноклассницы действительно подхватывает меня под локти и старательно изображают что-то среднее между эскортом и конвоем.
Если тот мужчина в группе других на краю парковки и есть Алекс Мартинес (мне не очень хорошо видно против солнца), то на данном этапе он своей тиранской сущности по отношению к дочери не проявляет. Лишь машет нам коротко рукой и продолжает что-то эмоционально втолковывать другим.
Разговор их меня не касается и происходит вообще по-испански, потому запрашивать у подруг перевод смысла нет. Да и некультурно было бы, наверное. Хотя и интересно.
— Пронесло, что ли? — крайне негромко интересуется Эрнандес, уверенно направляя меня по одной из радиальных аллей.
Она здесь явно не впервые, чувствует себя уверенно и как-будто ориентируется и на местности, и в обстановке.
— Да хер его знает, — хмуро отвечает Мартинес, топающая замыкающей. — У нас же девиз: ни дня спокойно. Как говорится, никогда нельзя быть уверенным.
Вопреки её минорному настрою, лично я ничего такого не испытываю.
Метров через тридцать мы выходим из импровизированного парка и оказываемся перед небольшим дворцом.
В принципе, и вслух озвучиваю то, что приходит в голову:
— Ты не говорила, что во дворце живёшь.
— Да ну, обычный дом. Это ты дворцов не видел, — машинально отмахивается одноклассница.
Причём делает это вообще без эмоций, что именно на неё совсем не похоже. Как будто лихорадочно что-то пытается решить в параллель.
— Слушай, меня начинают терзать смутные сомнения. — Я всё-таки постарше, даже в этом теле. Что делать в подобных ситуациях, знаю хорошо. — Айя, если твой отец... Нет, не так. Если это резкое напряжение — из-за меня, пожалуйста, скажи?
Мартинес втягивает голову в плечи, сплевывает под ноги и витиевато матерится по-испански, не комментируя прямо мой вопрос.
— Не совсем и не в качестве ключевой причины, — чуть виновато, как-то неожиданно мудро и по-взрослому вместо хозяйки дома отвечает Эрнандес.
При этом она смотрит почему-то не на меня, а на Хамасаки.
— Подробности будут? — абсолютно спокойно уточняет Миру. — Сориентируй, пожалуйста.
— Сеньор Мартинес несёт в своём анамнезе некоторые психологические травмы, — баскетболистка неожиданно начинает веселиться (видно по искрам в глазах), но сдерживается, чтобы этого не демонстрировать открыто. — К этим травмам Рыжий не имеет никакого отношения.
— Точно? — японка не напирает, не конфликтует, а именно что снова переуточняется в своей традиционной манере педантичного учёного.
— Точнее некуда, — ворчит вместо подруги Айя. — Когда папан меня первый раз за этим самым застукал, Рыжего ещё и в проекте не было.
— Если тебе неприятно — я с полным уважением отношусь к твоим чувствам. — На полном серьёзе отвечает Хамасаки. — Но, если возможно, я бы с удовольствием услышала подробности. Со своей стороны обещаю: останется строго между нами.
— Да чё там рассказывать, — чем дальше мы отходим от парковки, тем жизнерадостнее расцветает баскетболистка. — Была у нашей худышки большая любовь в молодости...
— Пару лет назад, — Мартинес с похоронным лицом пинает дорогой туфлей камень, лежащий на дорожке.
— Сама она при этом тогда была ещё более темпераментной, чем сегодня, — продолжает Ана. — Но по молодости дури же много у всех? В общем, как-то раз слово за слово — и они слегка поссорились. Вручную поссорились: кто-то кому-то нос сломал, а в ответ зубы полетели, — латиноамериканка косится назад на подругу и почти неприкрыто смеётся. — Худая, не отходя от кассы, решила тому негодяю отомстить. Для отмщения выбрала, естественно, лучшего друга.
— Чьего? — Миру иногда становится похожа на робота, выполняющего программу.
— Понятно, чьего. Героя первой части.
— Она занялась с другом бывшего сексом, а её отец вошёл при этом в комнату? — абсолютно спокойно продолжает уточнять технические подробности Хамасаки.
— Бл*. — Айя снова сплевывает под ноги и недобро смотрит на девчонок по очереди. — Ну давайте, потанцуйте на моих косточках! Две бездушные стервы.
— А чё такого. Дело-то житейское? — абсолютно искренне не соглашается японка.
— Если бы. — Эрнандес выдерживает многозначительную паузу. — Они тогда в другом месте жили, там их дом был ещё и внутренним забором огорожен. Так сказать, ограда в ограде. И был у них какой-то семейный праздник. Худыша дёрнула того типа, с кем мстить вознамерилась, за известное место, говоря фигурально, и потащила за этот их первый забор — ну типа интим и уединение. А территория всё равно под охраной.
— Я тебя убью когда-нибудь, — мрачно обещает Мартинес. — Несмотря на всё то, что между нами было.
— Прикольная история. Ана, продолжай! — Миру заинтересовывается ещё больше.
И ведь не отличишь, изображает или реально.