Апелляция кибер аутсайдера 4

— Мне семьдесят девять лет. К сожалению, если мыслить традиционными категориями, работать мне осталось чуть меньше, чем я уже проработал.

Не сговариваясь, они оба засмеялись.

— Я бы даже позволила себе пойти в предположениях чуть дальше, — откровенно заметила женщина. — Мой отец, когда находился в вашем возрасте, Хироюки-сан, говорил эту же фразу слегка иначе.

— Как именно?

— "К сожалению, мне осталось жить чуть меньше, чем я уже прожил".

Они посмеялись второй раз.

— Я очень рад, что вы меня понимаете правильно, — серьёзно продолжил прокурор. — Хамасаки-сан, вы отдаёте себе отчёт, что в данный момент, говоря языком вашего подопечного, я могу быть как лоялен к вашей партии, так и нейтрален? Или даже агрессивен?

Тика молниеносно врубила расширение на мимику, следом — на дыхание и пульс; вот это адреналин.

Собеседник только что признался, что тоже слушает Седькова-младшего. Причём неизвестно, с какого времени и насколько плотно — и тоже незаконно.

Какое-то время они пристально смотрели в глаза друг другу, не отводя взглядов.

— Мы правильно поняли друг друга, — кивнул старик. — Вы же уже отгадали мои условия?

— Да, но мне очень жаль, что вы не поторопились с этим звонком раньше, Хироюки-сан. Речь ведь об очереди на коррекцию? После того, как тестовые результаты будут подтверждены клинически?

— Разумеется, — он поторопился перебить и не дать договорить до конца. — Можно подумать, у человека в моём возрасте может быть иное желание. И речь не об очереди, а о моём безоговорочном присутствии в самом её начале.

— Пожалуйста, войдите в мой интерфейс, я дала вам доступ. Что вы там видите?

— Вы только что отказались от своей доли?! И от управления?!

— Не совсем так. Переписала на свою дочь и управлять буду по-прежнему, но уже как опекунша. Это с точки зрения оформления нашей с вами договорённости возникают определённые сложности.

— Ваша дочь по достижении определённого возраста может внести изменения, — он с досадой цокнул языком. — Получается, кроме взаимных слов нам друг другу предложить нечего…

— Извините. Вы застали меня врасплох; я понятия не имела, что вы позвоните. Даже не предполагала, что вас заинтересует подобное, — она откровенно намекнула интонациями и мимикой, что её удивление — очень мягкий эвфемизм для описания сложного коктейля эмоций, которые она сейчас испытывала в адрес чиновника. — Очередь, как вы сами понимаете, будет исчисляться не единицами и даже не десятками. Там, где есть место сотням и тысячам, уж заслуженному человеку вроде вас место тоже всегда найдётся. Хотя вы правы: это только слова между нами.

— Именно. В то время как мне хотелось бы чего-то более осязаемого. Хамасаки-сан, мне очень неловко обнаружить себя оказавшимся в такой ситуации! Пожалуйста, ни в коем случае не примите на свой счёт либо на счёт вашего воспитанника: я просто вынужден попытаться получить дополнительную страховку.

Тераяма разорвал соединение.

Тика без паузы начала вызывать юристов: было понятно, что на крючок сейчас будут ловить Рыжего (за неимением иных вариантов).

— Интересно, а что он будет делать, если суд отдаст при разделе управление в единоличные руки Хадзимэ? — проворчала она голосом, пока ожидала ответа от своих людей.

***

Вопреки предварительным ожиданиям, ни о какой поддержке со стороны юстиции речь не идёт. Что-то неуловимо и быстро поменялось — видно и по интонациям Сосохары, и по возврату меня на беседу с ним. Как говорится, второй подход к снаряду — это явно не о лояльности.

Слово за слово, добавить к своей позиции мне было особо нечего — и в течение полутора часов из клиники мы аккуратно переместились в суд.

— Речь, ни много ни мало, идёт о том, что офис прокурора просит допуск к внутренним техническим материалам HAMASAKI INCORPORATED — что-то в погибшем якудзе им не нравится. — Поясняет мне на ухо человек, посланный опекуншей (и являющийся юристом).

— Я это уже понял из контекста, — киваю.

Полиция, очень мощно простимулированная через Эрнесто не отходя от кассы, пошла на откровенный спор с прокурором ещё в больнице: вначале — экспертиза по причинам смерти трупа, только потом — решение, что делать дальше.

Всё остальное, и позиция прокуратуры тоже — это попытка поставить телегу впереди паровоза. Вначале — оценка, только потом — действия.

— Государственное обвинение выполняет конкретный заказ, — тихо сообщает безымянный японец, который мне даже не представился (Тика организовала конференцию и коротко приказала в ближайшие три часа делать всё, что он говорит). — Сюда.

— Знаю. Я уже был в этом здании, залы для заседаний вон в том ярусе.

Мартинес и Сата молча следуют на дистанции. Если совсем точно, разговаривают через интерфейс — но меня там типа нет и я вроде бы не в курсе.

_______

— … это предварительное разбирательство. Вас никто ни в чём не обвиняет, речь идёт лишь об определении параметров будущего расследования. Седьков Виктор, при каких обстоятельствах вы нанесли этот последний удар?

Полиция, как явствует из кое-какого закрытого канала прямо сейчас, действительно всерьёз пошла на откровенный конфликт с прокуратурой.