За некоторое время до этого.
После пятого урока, выходя из класса, я натолкнулся на незнакомого мужика лет сорока:
— Добрый день. Я Али, отец Рашида.
На вид — вполне себе интеллигентный, хм.
— Пройдёмся? — вроде и не давит, но приехал сюда явно не просто так.
— Недолго, у нас уроки ещё. Где?
— В парке, возле школы.
Смешно, но и с ним в итоге оказались на том же месте, где до этого гуляли со старшей Хамасаки. Говорить ему, что и здесь у школьного искина есть уши, я не стал.
— Ты сейчас без опор, один, в сложной жизненной ситуации, — он сразу переходит к делу. — Я не собираюсь лезть в твою жизнь, но не могу не спросить сам: что у тебя происходит с моим сыном?
— Я бы предпочёл, чтобы вы расспрашивали его, а не меня.
— И его расспрошу в своё время, в данный момент пытаюсь оценить ситуацию с разных сторон. Если бы у тебя был отец, возможно, Рашид точно так же разговаривал бы с ним.
— Зачем этот разговор вам, я примерно понимаю. Но зачем он мне?
— Даже в суде перед оглашением приговора, когда уже почти всё практически понятно, дают последнее слово подсудимому.
— Занятно вы вешаете ярлыки.
— Мы на другом уровне, нежели ты либо вся твоя семья. Поверь: то, что мы вот так сейчас с тобой разговариваем — это очень серьёзная аккуратность с моей стороны. Так что там у тебя с моим сыном?
— Я не буду отвечать.
— Почему?
— Тот, кто задаёт вопросы, автоматически управляет беседой. Я, может быть, и неконструктивен, но никому из вашей семьи и с вашей фамилией добровольно верхние места в иерархии не отдам.
— В какой иерархии? Что ты несёшь? — он неподдельно удивлён.
— Удачи. — Разворачиваюсь, чтобы уходить.
Али удерживает меня за плечо.
А у Мартинес хватка жёстче.
— Не трогайте меня руками. Что вам нужно?
— Ты сейчас едешь на красный свет, даже если сам правил движения и не понимаешь. Открою секрет: у сына и семьи кое-какие проблемы. Небольшие, но юридического характера: любая шумиха ни к чему. А ты её провоцируешь. Я тут именно поэтому.