Апельсинка. Биография с фотографией (СИ)

Фотографа звали Николай Андреевич. Он был очень большой – больше мамы на целую голову в вышину и на целую маму в ширину, – а голос у него был очень громкий, так даже Егору показалось, что там говорить про Апельсинку и, тем более, про Донну. Донна даже, на всякий случай, перелетела с подоконника на ближайшее дерево, но почти сразу же вернулась – уж очень интересные вещи говорил Николай Андреевич! Начать с того, что он заявил: главное – не внешность. И фотографирует он вовсе не внешность. Это что же получается: она, безумно красивая Донна, ничем не лучше, чем какой-нибудь воробьишка?

– Посмотри-ка, Егор, какие чудеса творятся! – сказал Николай Андреевич, вынув из кармана и положив на подоконник три берёзовых листочка. Обычные сентябрьские листочки. Жёлтые уже. Мятые – потому что из кармана. Рядом с пышной зеленью в ярких горшочках выглядели они совсем уж сиротливо.

– Ничего особенного, – немного удивился Егор. – У берёзы всегда такие листья – в форме сердечка, нам в школе рассказывали.

Донна смотрела то на фотографа, то на листочки – что же он там чудесного нашёл?

Подошла Апельсинка. Встала на задние лапки и понюхала подоконник – до листиков у неё нос не доставал.

– Берёзовые листья, в форме сердечка, – повторил Егор, уже для Апельсинки.

– Чудак-человек, – засмеялся фотограф. – Я же не о форме говорю, а о содержании! В этих листьях – чудо.

– Это какое? – спросил Егор. По правде говоря, листья по-прежнему не казались ему чем-то выдающимся.

– Память о лете! Они и нам передают эту память. Вот возьми-ка этот лист... – И Николай Андреевич положил листик Егору на ладошку. – О чём ты думаешь?

– О том, что сейчас осень... – сказал Егор.

– А ещё? – спросил Николай Андреевич, подвинув цветы и присаживаясь на подоконник.

– Что этот лист упал с дерева...

– А ещё?

– Что когда он был на дереве, он был зелёным. Это летом было. Летом вообще всё по-другому...

– Вот видишь! Летом! Это и есть память о лете. И если когда-нибудь ты, Егор, будешь фотографировать осень, в кадре обязательно должна оказаться эта память, понимаешь? Обязательно!

В зал вошла мама. Она принесла чай и печенье.

– Ну, что-то я смотрю, на нашу будущую звезду никто внимания не обращает, – сказала мама, глянув на вертящуюся под подоконником Апельсинку. – Вы бы, Николай Андреевич, лучше нашу собачью модель оценили. Чем о временах года философствовать... Это не фотограф, это философ какой-то! – то ли похвалила, то ли поругала мама.