Апельсиновая девушка

Я уже писал, что учусь играть на фортепиано. Хвастать мне особенно нечем, но все-таки я способен исполнить первую часть «Лунной сонаты» Бетховена почти без ошибок. Когда я сам для себя играю «Лунную сонату», у меня часто возникает чувство, будто я нахожусь на луне перед большим роялем и играю в то время, как луна, рояль и я вращаемся вокруг земного шара. И мне кажется, что звуки этой сонаты разносятся по всей Солнечной системе, достигая если не Плутона, то уж по крайней мере Сатурна.

Теперь я разучиваю вторую часть (Allegretto). Она гораздо труднее первой, и мне очень нравится, когда учительница музыки играет ее для меня. Эта часть почему-то заставляет меня думать о маленьких механических куклах, которые бегают вверх и вниз по лестницам торгового центра!

Третью часть «Лунной сонаты» я решил пропустить, и не только потому, что она слишком трудна для меня, мне просто неприятно ее слушать. Первая часть (Adagio sostenuto) очень красива, а вот последняя (Presto agitato) звучит чересчур грозно. Если бы я на космическом корабле добрался до какой-нибудь другой планеты и обнаружил на ней несчастное живое существо, которое исполняло бы там третью часть «Лунной сонаты», я бы в ту же минуту улетел с этой планеты. А вот если бы оно исполняло первую часть, я бы, может, и задержался там на несколько дней, по крайней мере, осмелился бы подойти к этому существу и порасспросить его поподробнее о музыкальной жизни на его планете.

Однажды я сказал своей учительнице, что в музыке Бетховена много и рая и ада. Она даже рот открыла от удивления. И сказала, что я попал в точку! Потом она рассказала мне то, чего я не знал. Оказывается, эту сонату назвал «Лунной» вовсе не Бетховен. Он назвал ее Соната до-диез минор, Соч. 27 № 2, прибавив к названию Sonata quasi una Fantasia, что означает Соната-фантазия.

Моя учительница музыки считает, что эта соната слишком мрачна, чтобы ее называли «Лунной». Она сказала, что венгерский композитор Ференц Лист говорил, что вторая часть сонаты это «цветок между двумя безднами». А вот я бы назвал ее скорее «веселым кукольным представлением между двумя трагедиями».

Но я писал о том, что мне легко понять, как трудно бывает иногда придумать, что сказать девушке, на которую ты глаз положил. Должен признаться, что тут у меня у самого рыльце в пушку, и виной всему та же музыкальная школа.