Апгрейд обезьяны. Большая история маленькой сингулярности

А. Никонов очень интересно повествует о генной инженерии, робототехнике, нанотехнологии. И раскрывает их грандиозные перспективы в разрешении острейших проблем современности. Но опять-таки, в силу природной горячности, раскрывает перед нами очень одностороннюю картину светлого завтра. Как говорится, Вашими бы, дорогой Александр Петрович, устами — да мед пить.

Между тем беспримерные возможности — это всегда и беспримерные опасности. Хотя бы потому, что речь идет о потенциально новом оружии. Притом все более дешевом и, благодаря широчайшему распространению знаний и умений, все более доступном.

Приведу только один пример. Лет через тридцать человека, не владеющего компьютером, будут, наверное, изучать в лабораториях как реликтовую особь. А мощность компьютеров возрастет в миллионы раз. Специалисты предсказывают появление нанобактерий, способных уничтожать людей выборочно, по запрограммированным особенностям генотипа: например, только негроидов, или монголоидов, или голубоглазых и т. д. И ответственные государственные органы уже не смогут, как прежде, контролировать такое оружие — оно легко попадет в руки интеллектуально убогих, но технологически «продвинутых» террористов.

Имея в виду такие угрозы, компьютерный инженер из США Билл Джой заметил недавно, что на смену ушедшему веку оружия массового поражения приходит век знаний массового поражения. Страшно даже вообразить, каким обвалом планетарной цивилизации обернется такое развитие событий, если общество не успеет своевременно выработать адекватные механизмы внешнего и внутреннего контроля. Между прочим, и возможность того, что нанобактерии вовсе вырвутся из-под человеческого контроля и быстро истребят все белковые клетки на Земле, не журналистская страшилка, как полагает А. Никонов. О такой угрозе предупреждал сам Эрик Дрекслер, отец нанотехнологии.

Не говоря уже о том, какими чудовищными последствиями способно обернуться даже не злонамеренное, а недостаточно продуманное использование возможностей той же нанотехнологии, робототехники или генной инженерии.

Так какая же мораль может быть адекватна новому веку? Автор предлагает нам конфуцианско-кантовский императив: не делай другому то, что не хочешь, чтобы тебе сделали. Боюсь, и здесь все не так просто. Потому что абсолютная мораль есть и абсолютное недеяние.

Наиболее красноречиво это демонстрируют наблюдения клинической психологии. Молодой пациент психиатрического отделения отказывается вставать с постели и объясняет это тем, что, двигаясь по комнате, по больничному парку, он может ненароком раздавить букашку, сломать ветку или как-либо еще нанести ущерб окружающему миру. Если такого больного не лечить, ему может грозить голодная смерть, когда он додумается, что при поглощении пищи способствует убийству животных, разрушает растительные плоды и т. д.

Это, конечно, крайний случай. Но и социальная история дает нам примеры того, как состояние абулии (безволия) охватывало социальные сословия, пораженные комплексом вины. Или как целая цивилизация, обеспечив заметное превосходство гуманитарной культуры над мощью технологий, впадала в длительную спячку.

К сожалению, свойства этого мира, физического и социального, таковы, что всякое созидание оплачивается разрушениями, всякое приобретение — потерями. Между прочим, это как раз следствие того закона термодинамики, который А. Никонов объявил не играющим решающей роли в реальных процессах. А ведь недаром один англичанин сравнил термодинамику со старой властной теткой, которую все недолюбливают, но которая всегда оказывается права. И без учета ее следствий суждения о безоблачном будущем и безупречной нравственности неизменно оказываются утопиями.

Грубо говоря, постулат «Не делай другому…» предполагает, что, коль скоро я не хочу быть съеденным, то и сам не должен есть. Но, допустим, «другой» включает только человеческие существа. И в этом случае, будучи возведен в абсолют (а императив и есть абсолют), принцип отсекает всякую состязательность. Я же не хочу, чтобы меня кто-то опередил, победил, превзошел — в экономической, политической, спортивной, любовной конкуренции…

Мне представляются более плодотворными те места в книге А. Никонова, где он говорит о неуместности авторитарной, заповедной морали в динамично меняющемся обществе. О жизненной потребности в приоритете критического мышления и критической морали (или нравственности). Многообразие уникальных ситуаций растет, и все меньше шансов обнаружить однозначные модели решений в авторитетных источниках. За ними не укроешься от необходимости самостоятельно думать.

Это, кстати, относится и к проблеме индивидуального бессмертия, с которой автор, в своем стиле, так лихо разделался — никто, мол, и не хочет. Аргументы автора сильно напоминают старинную басню про Лису и виноград. И популярный анекдот эпохи «застоя», где хитрый экскурсовод объяснял интуристу, почему в советских магазинах нет зернистой икры. Не любят, видите ли, русские икру, вон у прилавка никто не спрашивает…