Апгрейд от Купидона

— Люди должны помогать друг другу, — перешел Крэг на шепот, хотя мы в полный голос, кажется, обсуждали мой крах в постели и в финансах. Не на весь аэропорт, конечно, но на весь бизнес-лаунж точно! — Это так, последние чаевые за экскурсии. Здесь порядка четырехсот евро. Знаю, что мало, — Крэг не выдержал и положил деньги на кушетку рядом с моим окаменевшим животом. — Хочешь, пойдем снимем еще? Скажи, сколько тебе надо…

— Нисколько! — перебила я окончание вопроса, чуть приподнялась на локте, да так неловко, что почти грохнулась с кушетки следом за евриками, полетевшими на пол дружной стайкой.

Крэг поймал меня одной рукой, а второй собрал деньги и сунул мне в рюкзак.

— Не обижай меня, — он смотрел на меня уже не просто искоса, а исподлобья и очень зло. — У вас, русских, нет этой дурацкой гордости, рожденной на ровном месте, когда помру, но жрать из чужих рук не возьму. У вас нормально помогать соседу, а сегодня ты — моя соседка, вот и все. Я не хотел тебя унизить, нисколько. Бери эти деньги, делай с ними, что хочешь — я в любом случае буду думать, что они пошли на хорошее дело. И я думаю, что так оно и будет.

И он резко наклонился ко мне с поцелуем — вернее, кляпом, хотя я не собиралась ничего говорить: слов-то не было. Не станешь же перерывать рюкзак, чтобы вытащить все до единого евроцента.

— Спасибо, — сказала я едва слышно, и пусть думает, что я поблагодарила его за поцелуй.

Однако он интерпретировал мою благодарность немного иначе или совсем не так или наоборот так, как я и надеялась. Я ответила на второй поцелуй с той же яростью, с какой его губы схватили мои. Глаза закрыты — мои, а что там с его — я даже не хочу проверять. Лишь чувствую под дрожащими пальцами буфер из его мягких волос — какой потрясающий кондиционер у немцев с орешками, а страсти я и так отолью ему из рога изобилия. Жаль, что фруктик не заменить на ягодку — клубнички не будет, не судьба — все на свете против нас, как говорила французская королева, и люди, и пространство, и ты мне будешь сниться вот так, на коленях… И это станет мне как нож в самое сердце. Войдёт в него чёрной завистью, что у кого-то такая романтика не раз в жизни, а каждый день. Со мной мужики преклоняли колено лишь у кровати, чтобы сподручнее было удовлетворять естественные потребности. А не для того, чтобы вот так бодаться лбами, как самые настоящие бараны…

Нет, дарлинг, я не выпущу твоих губ первой — даже не надейся, как и я не надеюсь, что кто-нибудь так долго и так скоро будет стоять передо мной на коленях из-за какого-то дешевого поцелуя. За каких-то четыреста евро. Пшик… Разве не смешно? Я же просто так рассказала тебе про жабенка. Я даже не плакалась и уж точно не стояла на паперти с протянутой рукой — «поможите» на пропитание, люди добрые, а то мы сами не местные… Было бы смешно, не будь так противно.

Я хохотала — испуг и недоумение быстро вылились в дикий смех. Он даже потек из глаз соленой горючей жидкостью. Я утирала слезы — непрошенные, и хохотала еще громче, чтобы этот паршивец не думал, что довел меня до слез. Довел — и до оргазма, и до слез. Два по цене одного. И платит заведение… Или заведенный субъект, который, если даже не купился на смех, то просто решил купить еще один поцелуй.

Его губы мягкие и сочные, а ведь Крэг не пил даже воды — зато вытягивал все соки из моего языка, точно через коктейльную трубочку, размеренно, никуда не спеша… Это мое тело спешило предложить ему добавку. Только в то место, из которого текло, трубочки не вставляют… А на другое надежды не было. И нельзя… Я и так непонятно как проживу полдня до домашнего душа.

Руки у Крэга тоже зверски мягкие, но под ними твердеет и искрится все, что может затвердеть и заискриться. Я даже не пытаюсь что-то сделать ни с его, ни со своей одеждой — не вижу смысла работать утюгом, а снять с меня тряпки он все равно не снимет. Это видно по его нежеланию вставать с коленей, но прячь не прячь возбуждение за линией горизонта, дыханию все равно не придать уже прогулочного темпа — он давно атлет, пробежавший длиннющую дистанцию…

— Я должен накормить тебя завтраком…

Я замерла — груди же остались в растопыренных пальцах Крэга. Выходит, я не зря раскатала губу и запихнула псевдоскромность в карман? Крэг обжигал мне лицо тяжелым вкусным дыханием, по-прежнему оставаясь губами в миллиметре от моего рта.

— Йогурт с мюслями и ягодами тебя устроит? К кофе с круассаном. Европейский вариант можно ещё сдобрить шоколадкой…

Вот так и закатывают губы и заставляют желудок расправлять сжатые бока и готовиться к немного иной атаке. Собравшись с мыслями, одеждой и вещами, не глядя на часы, взяв на веру слова Крэга, что желудок сейчас важнее того места, что природой располагается чуть ниже, я заняла место за столом, оставив все на усмотрение своего временного ЭмЧэ — кавалер должен быть кавалером до конца, делить счёт со мной он явно не планирует.