Апгрейд от Купидона

— Мам, знаешь, я тут речь Моники Левински слушала… Она сказала, ну кто ж в юности не делал ошибок, влюбляясь не в того человека… Потом спросила зал, неужели никто не крутил романы со своим боссом? Зал согласно хмыкнул, а Левински горько усмехнулась: просто не у всех босс был президентом Соединенных Штатов Америки.

Мама глядела на меня, как на постороннюю. Захотелось вскочить, но я заставила себя сидеть смирно. Только голос взвился на пару октав — не сорвать бы его без всякого толку…

— Это она проснулась знаменитой, мам! Это ее травили и называли шлюхой посторонние люди… Меня травить некому! Я не проснулась знаменитой. Ни одна тварь из офиса не позвонила узнать, какого хрена я на работу не вышла? Зачем уволилась? От кого беременна? Куда еду? Никто… Абсолютно никто! А раз он знает, то все уже все знают. Но всем насрать! Мама, в этом мире всем друг на друга насрать!

Мама продолжала молчать. А я наконец прекратила кричать и сказала совсем шепотом:

— Никто не знает про эту сволочь, кроме тебя и Майки. Не надо за меня бояться…

— Ксюша, ну что ты такое говоришь? — наконец заговорила мама, и голос ее дрожал. — Какое мне дело до других людей… Я ведь знаю, что ты его любила. И только это меня волнует, — говорила она, глядя на своё отражение в нетронутом чае.

Я зря отшучиваюсь. Ей сейчас не до шуток…

— Мам, мне больно, — сказала я правду и добавила тоже правду: — Но не настолько, чтобы сигать с моста. Знаешь…

Я перегнулась через стол и схватила маму за руку. У папы в комнате орал телевизор, поэтому можно было б и дальше орать — все равно бы секретничали. Но мне вдруг захотелось близости, которой у меня давно с мамой не было, потому что я якобы выросла, закончила вуз, ушла из дома, жила с мужиком… Почти жила и почти с мужиком.

— Я куда-нибудь поеду. Пошляюсь по музеям… У меня поднакопилось чуть-чуть денег. Потом вернусь и буду искать работу.

Мама ничего не ответила. Наверное, не поверила. А я действительно решила уехать, чтобы не дай бог… не вернуться к «Семен Семенычу» в качестве подстилки. Болит, болит очень сильно. Я ведь так ему верила… Еще три дня назад. Но оказалось достаточно одной… открытки, чтобы жизнь полетела в тартарары.

— Ксюха, подмахнешь?

Ага, подпишу с закрытыми глазами! Вернее, с приклеенными к экрану. Рекламный текст сдавать через четверть часа, а я все блох вылавливаю. И вот очередная блоха самозабвенно поёт «ха-ха-ха!»

— Усё! Завтра «Семён Семёнычу» и вручим.

Открытка ещё не уползла с моего стола — неужели это я сумела пригвоздить ее офигевшим взглядом? Шарики и аиста я, конечно, увидела, пусть и краем глаза, когда искала свободное место для автографа, однако мозг настолько сфокусировался на рекламном блоге, что я даже не поинтересовалась, у кого из наших так неожиданно для меня нарисовалось пополнение в семействе. Впрочем, какое мне дело до чужих детей, если из маркетинга никто в декрет не свалил, а отцовство на рабочий процесс не влияет, если молодые отцы пьют достаточно кофе. Если дома сомнамбулическая жена не сварит чашечку, так тут подсуетятся сами: у нас отличная кофемашина в крохотной кухоньке имеется.

Теперь же я тупо смотрела вверх открытки: там чьим-то красивым почерком было выведено имя моего любовника. Однако в лице я не изменилась: оно и до подписи было похоронным. И задницу со стула я подняла только через запланированные полчаса. Работе время, потехе — час. Мне было смешно. Чтобы не заржать в офисе, я схватила сумочку и вылетела на улицу.

— Майка, можно к вам с чемоданом на пару дней? — спросила я подругу вместо «привет».

Как настоящая подруга, Майя ответила «можно» и лишь потом спросила, что случилось?

— Я ушла от Семёна.

Будущее время превратилось в прошедшее не только на словах. Я решила перестать быть дурой.

— Майка, спроси свою маму. Могу я заболеть на две недели?

— Ты уже заболела, Ксю! — перебила мою просьбу подруга. — Что случилось?

— Я уволилась. И не хочу отрабатывать за соседним с ним столом. Майка, пожалуйста! Мне нужен больничный.

— Что у вас случилось?

— У него родился ребенок.

Остальные вопросы, видимо, отпали сами собой.

— Кидай адрес! — отрезала Майя. — Я пришлю папу.

— Не надо дядю Диму…

Как не надо, если я припрусь к ним с вещами? К родителям прямо сейчас не могу — буду реветь. Буду называть себя дурой!

— Ксюша, он никогда не уйдёт от жены, ну как ты этого не понимаешь?

Мама никогда не добавляла — дура. А это и был ответ на ее вопрос, потому что ее дочь — дура. Сейчас эта дура заявилась в отдел кадров и написала по собственному. Заболею, будет без отработки. И прочих объяснений. Подписывает заявление все равно не Сёма.

— В чем дело? — все же спросили меня «у кассы».

И я решила ковать железо, пока горячо:

— Я беременна и уезжаю в другой город.

Бить, так наверняка! Кому я нужна с беременными выплатами?! Никто и не подумает просить меня остаться… К тому же, на мое место очередь!

— А Семён Валерьевич в курсе?

Главное, что никто не в курсе, что я сплю с «Семён Семенычем». Спала. Прошедшее время.

— Нет. Но тут без вариантов. Неужели не понимаете?