Апланта (СИ)

Я собираюсь рассказать Юле всю историю с момента зарождения идеи апланты до ее сотворения. Я расскажу ей о каждом из десяти дней, проведенных мною на 26-м техническом этаже, о пальцах, исколотых иголками. Хочу поведать обо всем, что пришлось вытерпеть ради апланты и, в конечном счете, ради Юли. Новый человек, которым я стал после знакомства с Юлей, настойчиво советует все рассказать и тем самым приобрести независимость от апланты.

Но есть аргументы "против". Благодаря апланте я сделался другим человеком. Не станет апланты - не станет меня сегодняшнего. Чувство самосохранения говорит, что говорить об апланте нельзя. Юля не поймет.

- Что с тобой? Ты так побледнел! - спрашивает Юля. - Сделай несколько глубоких вдохов. Вот так, молодец.

Прихожу в себя, начинаю думать. Желание поделиться тайной апланты становится меньше, но еще не столь неотвратимо. Делаю еще несколько дыхательных упражнений. Юля встревожена.

- Не пугай меня. Что у тебя болит? Сердце?

- Все в порядке.

- Не хочешь - не говори. Тоже мне, друг!

- Друг - и только? - пытаюсь отшутиться я.

Юля куксится. Я бессилен что-либо сделать. У меня нет права успокаивать ее, обещать, что все образуется, что в будущем мне не придется что-либо скрывать и у нее не будет причин для обиды. Сколько будет существовать апланта, столько между нами будут продолжаться недоговоренности и обиды. На моем месте порядочный человек обязан был бы попросить у Юли прощения и уйти, не оглядываясь, навсегда. Но от одной этой мысли мне делается жутко. Страшнее, чем перед прыжком с парашютом.

Беру Юлю за плечи, с силой разворачиваю к себе и целую в губы грубо, жадно, взасос. Проносится пьяная, кружащая голову мысль: "Моя! Вся моя!"

Часть 18. "Поверить в очарованность свою".

Любимый поэт Юли - Окуджава. Мне он тоже нравится. Его стихи легким грустным туманом ложатся на сердце и запоминаются после первого прочтения. Муж сестры Борис помогает мне разучить на гитаре песню Окуджавы "Мне нужно на кого-нибудь молиться". Слова песни в наивысшей степени соответствуют моему теперешнему душевному настрою.

Борис, конечно, глуп, как пень, страшно невоспитан, неаккуратен, но в целом он добрый, незлобливый малый. Пусть живет со мной до тех пор, пока не получит квартиру. А получит он ее скоро. Это не "ля-ля", ибо в России во все времена квартиры ментам выделяли в первую очередь.

Юля настойчива в своем желании познакомить меня со своими друзьями - Светой и Максом. Я понимаю, что рано или поздно знакомиться придется.

- Пожалуйста, не волнуйся, - успокаивает меня Юля, - они совершенно не помнят о том случае, когда ты так позорно бежал.

- Юля, мы договорились не вспоминать об этом!

- Все, все, молчу. Но даже если и вспомнят, они настолько воспитанные люди, что ни слова не скажут. Увидишь, какие они прекрасные, отзывчивые, хорошие люди.

- У тебя все хорошие. Знаешь почему? Потому что ты сама хорошая.

На встречу с друзьями Юли, назначенную во внутреннем дворике театрального училища, иду как на Голгофу. Я почему-то более чем уверен: Макс найдет повод вспомнить тот злосчастный эпизод и вволю посмеяться надо мной. Но настроение у меня решительное. Если он вздумает достать меня, я просто дам ему в... Ударю так, чтобы он упал на землю, в грязь. Конечно, я помогу ему подняться. И скажу: "Смеяться над собой никому не позволю".

Вот и они: с ногами на сидении, сидят на спинке скамейки. Юля с ними. Макс бренчит на гитаре. Напевает что-то на английском языке. При моем появлении никто, даже Юля, не находит нужным приветствовать меня, хотя я поздоровался. Макс вместо приветствия берет аккорд, зажимает струны и говорит:

- Между прочим, я так и думал, что это именно ты увел нашу Юльку.

- Приятно иметь дело с умным человеком, - отвечаю я.

- Ого! Это по-нашему, - вступает в разговор Света. - Мне нравится, когда люди не лезут в карман за словом.

- Что значит "увел"? - полушутливо, полусерьезно возмущается Юля.

Макс не сказал ничего оскорбительного. Наоборот, в его устах "увел" звучит как комплимент. Непонятно, чем задели Юлю слова Макса.

- Может быть, наш новый друг сбацает на гитаре? - улыбается Макс.

- Он не играет, - говорит Юля, краснея.

Такое заступничество мне не нужно. Оно сродни стеснению и неприятно режет слух. Тем более оно не останавливает Макса.

- Не играет на гитаре? Жаль, - говорит он. - Может быть, он владеет роялем или, простите за смелое предположение, фаготом, духовым, так сказать, инструментом?

- Ничем он не владеет, - говорит Юля. - Он работает в Совете Федерации.

Кажется, Юля на самом деле стыдится меня! Зачем тогда нужна эта встреча? Макс и не думает останавливаться и продолжает в том же духе.

- В Совете Федерации? - говорит он. - Ничего себе! Боже правый, а я-то, как идиот, сижу и ведать не ведаю, с каким человеком уготовила судьба встретиться! Какая честь для нас! Ну и как там, в Совете Федерации, тяжело, поди, законы принимать?

Макс опасно приблизился к черте, за которой начинается то, что я определяю как "доставание", с вытекающими из этого последствиями.

Юля приготовилась что-то сказать, но я не дал.