Не удались мне все мои страстные желания участвовать в фондах и клубах. Когда отдаешь себя до самого конца, до корней, проникаешь за поверхность, то видишь все без прикрас. Все как есть на самом деле. В коллектив я не верила давно, в коллективе компромисс неизбежен. Но где та грань, которая отделяет компромисс от предательства? И если создавалась ситуация, где мой компромисс мог перерасти в предательство, я всегда исчезала из коллектива. В профсоюз не верила тем более. Только всю жизнь исправно платила взносы. (После катастрофы на съемке, когда чуть не потеряла ногу, позвонили из родного профсоюза маме: «Мы можем выделить триста рублей. Ну, что она? Допрыгалась?» Жаль было маму.) В партию не вступала. Звание получила без этого, в недавнем прошлом столь необходимого момента. За последние годы у нас в стране случилось не одно стихийное бедствие. Многие артисты выступали в благотворительных концертах. Несколько таких концертов после очередного южного землетрясения дала и я. Телевидение зафиксировало это обстоятельство. Зафиксировало, ну и ладно, главное, что деньги пошли на дело. Я была счастлива от чувства исполненного долга. И что же я вдруг услышала в одной из государственных организаций? «Нам деньги не нужны. Нам важен факт, т. е. «галочка», то обстоятельство, что благотворительная акция зафиксирована ТВ…» Подобного рода обиды оставляют в сердце шрамы и являются, по-моему, одной из главных причин отчуждения человека от общественных дел. И тогда поневоле ищешь свой индивидуальный фронт. Хотя и трудно говорить правду – ведь с ней всегда вступаешь в напряженные отношения с окружающими, – но выход есть. Есть выход. Это особенно ясно, когда встречаешься со зрителями. «Сейчас я им все выскажу. Все спою. Все «сплачу». Этот выход, это психологическое состояние дает сильнейший внутренний импульс. Возникает четкое ощущение неизбежности эмоционального выброса, выплеска радости, боли, того и другого смешанного, и еще, и еще чего-то. Как будто это действует адреналин, или наркотик, или водка. И тогда ты начинаешь ощущать, верить в то, во что еще вчера, да и сегодня, до выхода на сцену, нельзя было поверить: нет, нет, никому и ни за что не удастся уничтожить тебя духовно. «Та што там гаварить! Артист, дочурка, – это як молния! Молния вдарила в дерево, а дерево – брык, об землю, и затрусилося. Так и артист: выйшов на сцену, вдарив в зал – тут люди и заплакали, и засмеялися, и ближий друг к другу притулилися, и завлыбались, и разомлявилися». Выходишь к зрителю и знаешь: ты, актер, сильнее врачей, всяких экстрасенсов и терапевтов! Это ли не истинное ощущение счастья?!