Апофеоз (СИ)

Женщина хохотнула:

- Всего лишь метафора. Хотя и в этом есть доля правды. – Она перевела дыхание. - Ты возрождалась в среднем каждые пятьдесят лет и каждый раз в новом, непривычном мне образе. Скромная послушница. Буйная девица-революционерка, если не подводит меня память, то тебя звали Жанной Д’Арк. Своенравная пиратка. Царская особо с гордыней индюка. Крестьянка, смирившаяся со своей судьбой. Некогда тебя называли даже Клеопатрой. Совершенно разная, но каждый раз тебя объединяло с другими образами только одно – ты была женщиной.

Только после её долгой речи мне вдруг довелось вспомнить, что я Пророк, но кто такая эта женщина и что она собой представляет – мне было, как и прежде, неизвестно.

- Наверное, мне нравится быть женщиной, - съязвила я. – Женственность там, все дела…

Незнакомца снова негромко засмеялась.

- Да черт тебя знает, - улыбалась во все тридцать два зуба она. – Я не знаю замыслов Судьбы, и даже со Временем часто не в ладах, поэтому твоя тайна, наверное, навсегда останется в тени истории…

- У всех есть свои секреты, - задумчиво проговорила я, стараясь держать себя в руках.

Несколько минут мы пребывали в молчании.

- Ты говоришь, что мы с тобою видимся… часто? – решилась прервать тишину я и разрешить, наконец, вопрос, который не давал мне покоя.

- О да! – воскликнул вдруг женщина. – Намного чаще, чем ты можешь себе вообразить…

- Почему именно с тобой?

Она с удивлением уставилась на меня и только после этого мягко прошептала, как мать шепчет своему ребенка перед сном пожелания:

- Потому я твой творец!

Я опешила и посмотрела на неё, как на умалишенную. Однако в её глазах не было безумия. Она пребывала в спокойствии и здравии, более того – вековая мудрость силилась выплеснуться из человеческой плоти.

- Смерть? Её величество Смерть? – я пошатнулась от ужаса. Предо мною сидела сама Смерть и мило беседовала со мной о всякой всячине. Это было более чем безумно!

- Отчего ты так удивляешься? – вопросительно пожала плечами она. – Ты ведь уже успела узнать о своей тайне – о том, что ты Пророк. Кем я еще могу быть, как не Смертью?

- Ты та гадалка, которая пугала меня до смерти… - вырвалось у меня, вздрогнув от воспоминаний. Я пыталась доказать самой себе, что существование Смерти, которая якобы оберегает меня, по сути невозможно.

Женщина снова хохотнула:

- О да!… Верно, я тебя пугала, не так ли? На самом деле, я, как и ты, также люблю менять образы и лики. Одевая определенную оболочку, я не только внешне преобразовываюсь, но и полностью играю уготованную роль, пытаясь скопировать основные человеческие черты. Это довольно просто… - На последних словах Смерть вдруг изменилась, и перед собою я увидела ту самую зловредную старушку с горбатым носом и морщинами. Лицо её было хмуро, как грозовые тучи, а глаза смотрела на всё поверхностно и с долей презрения. Она совершенно отличалась от образа той милой девушки, которая предстала передо мною с самого начала. – Гадалка всего лишь старая маразматичка, - ворчала Смерть, играя новую роль, подобно актёрам в театрах. – Она увядает и становится жестче, однако в сердце всё еще живет капля сохранившейся любви и заботы… к Пророку, к тебе.

Смерть обернулась маленькой девочкой с ярко-рыжими волосами и заговорила детским невинным голосом с нотками радости и веселья:

- В этой роли я встретила Итачи, когда тот попытался спасти своего брата ценой собственной жизни. Дети сами по себе наивны и добры, и пощада для них – составляющая всей жизни до той самой поры, пока они не вырастают. – Смерть обратилась белокурой девушкой моего возраста. – Вырастая, их сердца гниют, но всё еще верят в сказки. – Предо мною возникла уже знакомая мне синевласка. – В зрелом возрасте их души становятся скупыми, но мудрыми. – Голос стал намного ниже и тверже. – И не каждый способен сохранить то самое сердечное детское добро и милосердие. – И вот, наконец, я узрела старуху-гадалку. – В итоге они стареют и всё, что ни есть хорошее, превращается в недовольство и вечное презрение.

Она нахмурилась и приняла образ той, которая была мне ближе всего по возрасту – белокурой девушкой.

- Почему ты спасла Итачи? – вдруг вырвался из меня вопрос, который уже давно терзал меня. На языке крутились тысячи вопросов, на которые мне не удалось найти ответы.

Та, не задумываясь, ответила:

- Потому что у него доброе сердце. Добрее, чем у половины Ангелов на Небесах. Ему свойственна та преданность, которой лишены все остальные Святоши, называющие себя воинством Небесным.

- Хочешь сказать, что всё россказни о святости Небес – бред чистой воды?