Апофеоз Судьбы

– Теперь, как оказалось, может и навсегда, – не сумев скрыть злости, ответил Фабиан Сарто. – Останемся ровно столько, сколько необходимо, чтобы восстановить здесь духовный порядок. Сперва вы смутили меня, но теперь я сам хочу все довести до ума.

– До ума? – спросил его Эдвин.

– Ты хорошо знаешь, о чем я говорю.

– Знаю, – улыбнулся тот в ответ и почесал затылок.

– Да уж, порядка здесь не хватает. А вот суеверий невпроворот. – Фридеман Хофер покачал головой, привычным жестом завел руки за спину, ухватив правой кистью левую, и зашагал почти вдвое быстрее.

– Ты нам расскажи, братец, а то мы не знаем толком ничего, – сказал Фабиан. – С Мартином разговор был недолгий, он спешил покинуть город и сказал нам всего пару слов. Спросить, что да как, было совсем не у кого. Теперь на Одного Господа надеемся, да на вашу помощь, – последние два слова он произнес с кашлем.

– Я расскажу вам, когда мы будем на месте. Впрочем, совсем скоро вы и сами все увидите.

– Пугаешь ты меня… – ответил Фабиан. – Но мы с Эдвином не оставим страху места. Все Господь усмотрел, куда ни пойди, во всем Его след.

Местные с первых минут нагнали страху на непрошенных гостей. Они искоса смотрели на медленно движущуюся по вытоптанной колее повозку и сидящих в ней путников. Пока было неизвестно, стоит бояться жителей города или нет, но что-то определенно давило на миссионеров. Эдвин предложил Фабиану найти безопасный ночлег, пока не станет ясно хоть что-то о местных жителях. Фабиан, соглашаясь, кивнул головой. Извозчик последовал за Фридеманом, двигаясь в сторону одиноко стоящего ветхого дома.

– Мартин не советовал бы нам приехать в Финстервальде, если бы он не был убежден в верности человека, который нас здесь примет, – прошептал Эдвин.

Фабиан снова покачал головой и, положив руку на плечо Эдвина, стал говорить спокойно и выдержано:

– Да, только вот Ганца убили, а Фридемана мы видим впервые, – тихо ответил Фабиан. – И все-таки ты знаешь, что мы оставили за спиной. Там, брат мой, так же крепчает страх перед неизвестностью. Стоит ли мне напоминать о судьбах близких тебе людей? Ты все прекрасно понимаешь сам.

– Очень хочется довести дело до конца, – сказал ему Эдвин, думая о возвращении домой. – Я так тороплюсь, а ведь мы еще ничего не сделали.

– Мы проделали большой путь. Верно, самое ответственное впереди, но то, что мы здесь, уже о чем-то говорит. Господь с нами, не стоит никуда спешить. – ответил Фабиан Сарто, скрывая волнение.

– Хочется теплой каши, согреться и отдохнуть, а после этого можно и за дело взяться.

– Так и сделаем. Думаю, брат Фридеман о нас позаботится. Я тоже устал от дороги. Ноги ноют с самого утра, будто за дорогу лет на десять постарел.

– Об этом не переживайте, – сказал Фридеман. – Я устрою вас, как полагается. У меня в доме достаточно тепло. Дров заготовил на зиму еще за месяц до того, как пришли холода. А насчет еды не переживайте, как-нибудь проживем!

– Благодарим, брат, – сказал Эдвин. – Надеюсь, мы не создадим вам больших неудобств… Вам должно быть знакомо, как живут в монастырях братья христиане. В тесноте, но в любви и благодарении. В доме Божьем всем найдется местечко, так и здесь. Впрочем, нас всего трое.

– Это дело времени, – сказал Фабиан, на что Фридеман улыбнулся одним краешком губ.

– Очень на это надеюсь, – отозвался Эдвин. – Иногда одолевают такие сомнения, что я места себе не нахожу. Бывает, уйду в глубь леса, потом с собаками меня не сыщешь. Совесть мучает, а может, бегу сам от себя, и нигде покоя нет.

– Нам всем это чувство знакомо, – сказал Фридеман. – Очевидно, что никому в этой жизни не легко. Одни притворяются счастливыми, другие несчастными. И тех, и других связывает ложь.

– И как ты справляешься? – спросил Эдвин.

– Как-нибудь, – ответил Фридеман.

Фабиан Сарто, глядя на Эдвина, добавил:

– А ты хоть раз наблюдал за тем, как муха бьется в паутине? Вот, с тем же рвением мы пытаемся спастись от собственных похотей. Мечешься, а чем больше движений, тем хуже себе делаешь. Запутаешься и в подвешенном состоянии ждешь, когда паук избавит тебя от мучений. А его все нет и нет. Понимаешь, о чем я?

– Не знаю… Можно хоть сотню раз объяснить, а от чувства этого мне жизни нет. Порой кажется, что мы, христиане, больше страдаем, чем живем. Упускаем сквозь пальцы то, за что нужно любить жизнь.

Фабиан вновь заглянул в глаза Эдвина.

– Ты что-то пытаешься с этим делать? Не ждешь ли паука?

– Эх… я и не знаю, что тебе ответить, – Эдвин притих, устало мотая головой.

– Как есть, так и отвечай.

– Я… боюсь исповедоваться. Не помню, когда в последний раз это делал.

– Ох, братец, а что же ты об этом молчал? Делись со мной, не нужно все держать в себе. Мы ведь друзья. Мы больше, чем друзья – мы настоящие братья.

Эдвин, закрыв глаза, потер затылок.

– Как мы друг другу поможем, – сказал Фабиан, – если будем зарываться в себе? Я знаю сотню людей с такой проблемой, а в мире их тысячи… Они страдают от каждого прожитого дня, вместо того, чтобы сбросить накопленную тяжесть с души. И отчего ты боишься исповедоваться?