– Проблема свершения великих идей всегда натыкалась на малодушие их сторонников. Не желая жертвовать всем ради своих убеждений, они уничтожали на корню возможность добиться успеха. Стараясь сохранить свои жалкие куски или никчёмную жизнь, эти трусливые собаки предавали всё, ради чего стоило бы жить и умереть. Идеи не реализовать робостью.
– Не реализовать, – согласился Николай, всеми силами сдерживая дрожь.
– Тогда ответь мне, чего они хотят?
– Возврата к прошлому порядку, как было при предыдущем лидере.
– А, вот что, ясно. Это когда все делали вид, что идут к полной гегемонии, а на самом деле просто развлекались на собраниях, повышая собственную значимость в своих же собственных глазах! Они жертвовали так мало, а хотели так много! И чтобы это сделал кто-то, а они пожинали плоды! Но тот порядок закончился, каждому был предложен выбор или остаться, или уйти. Остались! Понимаешь, они остались. И я понял, что не осознавали, на что пошли. А теперь пилят сук, на котором сидят. Благодаря новому закону, мы получили огромные ресурсы, и каста как никогда стала усиливаться, захватывая всё большую и большую территорию. Через несколько лет мы возьмём под контроль всю страну, а затем и мир. И я не могу позволить кучке обгадившихся крыс обрушить всё, к чему мы так долго стремились. Неужели казни не возымели никакого действия?
– Возымели. Они посеяли страх, но в то же время и подозрительность, привели к объединению в группы.
– И та, что ты мне указал, самая крупная?
– Да. И самая влиятельная.
– Значит, не остаётся другого выбора. К моему удовольствию, – злорадно улыбнулся господин.
Маккарти нечасто приходилось присутствовать на похоронах, но каждый раз именно здесь он понимал, что такое смерть. Не при виде жертв преступлений, даже не тогда, когда самому приходилось убивать, он чувствовал леденящее присутствие смерти – только на кладбище, когда священник произносит свою прощальную речь, а гроб опускается в землю и родственники и друзья, кто рыдает, а кто хранит молчание, она захватывает своей неизбежностью, именно здесь ты её ощущаешь всем своим естеством. Микки больше нет. И земля забирает себе ещё одного человека, и страшно не то, что люди умирают, так было всегда, а то, что умирают не от старости и болезней, а по нелепой случайности. Сердце детектива сжималось, а глаза наполнялись слезами. Он не подошёл к рыдающей Софии и не пытался хоть как-то помочь, как никто понимая, что такое терять близких. Боялся. Потому что был виноват в смерти этого молодого парня больше, чем кто либо, даже больше, чем убитый его собственными руками Бульдог. Он погряз в смерти, словно что-то или кто-то постоянно приводит к такому исходу. Многие народы считают, что то, чем ты занимаешься и чего желаешь, начинает привлекать к тебе именно это. Дуглас не знал, чего желает больше всего сейчас. Раньше, когда семья была жива, знал, даже когда Микки остался в пансионате, тоже знал, а вот сейчас нет. И в глубине души он осознавал, что всё шло так, как должно, и не могло идти иначе. Никак не могло. Если он охотится на убийц, то они будут охотиться за ним, и если он торгует оружием, то оно непременно вернётся.
Как только церемония закончилась, детектив, опустив голову, поплёлся к своей машине, по дороге смахивая слёзы.
– Маккарти, – окликнул его знакомый голос Кэтрин. Пребывая в своих мыслях, Дуглас даже не обратил внимания, что они с Дейвом находились недалеко от шевроле.
– Да, – остановившись, ответил он.
– Наши соболезнования, – сочувствующе сказал толстяк. – Ты уж извини, что мы сюда, но ты должен знать.
– Да, ничего, я привык к могилам. С нашей работой кладбище как второй дом. Что случилось?
– Команда Дейва изучила всех, кто имел отношения к переводам в фонд, – ответила лейтенант. – И дело в том, что туда регулярно поступают деньги со счёта племянницы окружного прокурора Мэтьюса.
– И что? Может, она член этой секты. У нас демократия, за убеждения родственников семью не расстреливают, – недовольно пробурчал детектив.
– Так-то оно так, вот только её юридическая фирма приносит один доход, а шлёт она другой, – начал объяснять Дейв. – И, по нашим данным, доход этот равен доходу прокурора.
– Погоди, получается, что Мэтьюс может быть членом секты и знать убийцу? – удивлённо предположил Маккарти.
– Вот и мы так подумали, потому решили с тобой пообщаться. Сам понимаешь, такое по телефону не обсуждают.
– Сумма прям такая же? – продолжал удивляться детектив.
– До доллара.
– Он что, получается, святой?
– Получается так, но суть не в этом, – продолжил толстяк, – немного помозговав, мы поняли, что здесь какая-то нестыковочка получается. Если бы он был в курсе, кто убивает, то мог бы ничего не предпринимать и позволить Салливану вести расследование, каким-то образом намекнув, кто убийца. А вот если предположить, что он крайне заинтересован в поимке злодея и не знает, кто бы это мог быть, то лучшей кандидатуры, чем ты, не найти. Салливан, конечно, может создавать иллюзию бурной работы, но не более, ибо туп, как бетонная стена.