Апогей

На этой базе находилось чуть больше двухсот человек. Довольно много, но понимать саму эту цифру ты начинаешь лишь когда оказываешься в столовой, выстаивая очередь за своей порцией, окруженный шумом — своим злейшим врагом. С некоторых пор я полюбила тишину, хотя первые дни она казалась мучительной, потому что ставила перед фактом полнейшего одиночества. Теперь же я находила молчание приятным, оно давало пространство, свободу…

Если верить Кнуту, я здесь уже почти две недели, но время мало что для меня значит. Я ни к чему не стремлюсь, для меня каждый день — понедельник. Ничего не меняется, даже погода, ведь за эти две недели я так и не увидела неба над своей головой. Захария говорит, что выходить наружу опасно.

Мои догадки оказались верны, база действительно находилась под землей, и брат уверял, что здесь мы — в полной безопасности, ведь ее никто и никогда не найдет. Вероятно, такая паранойя была оправдана, однако отделиться от остального мира и считать всех, кто наверху, врагами… их жизнь была полна не только ненависти, но и сводящего с ума страха, отчего мне их было искренне жаль.

Кажется, они видели эту жалость с моей стороны, чуяли вызывающую инаковость, потому сторонились меня, словно боясь заразиться подобным вольнодумием. А я, видя эти взгляды, думала над тем, что эти люди чувствуют себя счастливыми просто потому что не одиноки. Что их даже не двести, а многим больше. Что эта база — лишь островок в океане, а таких островков еще целая куча. Думаю, там творилось подобное сумасшествие, поощрялась изоляция и брак только с членами твоей общины. И, наверное, на каждом островке был свой бог, вроде нашего Захарии. И того человека также считали сильнейшим законником всех времен и народов, осмелившимся однажды бросить вызов чистокровному вампиру. Убившим ублюдка, но понесшим потери, из-за чего теперь вынужден кататься в кресле до конца своих дней. А ведь именно такие байки ходили о Захарии по коридорам этой базы.

— Эй, новенькая. — Толкает меня сзади Пышка. Я до сих пор отказываюсь запоминать их имена, потому даю свои собственные. — Крис просила передать, что сегодня на тебе стирка.

Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на Кристину, которая стоит сзади. Нас разделяет человек десять. Приветливо помахав мне, девушка демонстрирует ядовитейшую улыбку, и я отворачиваюсь.

Кристина (одна из тех, чьи голоса встретили меня в первый же день) была стервой, девушкой моего брата и завхозом по совместительству. Она распределяла обязанности между женщинами, помогая им отрабатывать свой хлеб. И я не являлась исключением. Это может показаться странным, но я не была против физического труда, хотя за год совершенно от него отвыкла. Просто кроме стирки, глажки, готовки и уборки здесь нечем было заняться. Библиотека на базе была весьма скудная, потому что тут выше ценилась физическая сила. Иногда я посещала скучные лекции, которые проводились для всех новичков, решивших вступить в ряды законников. На этом настоял Захария, решив, что время пришло, а у меня просто не было ни сил, ни желания с ним спорить. Собственно, я в последнее время была так покорна, что увидь меня сейчас Франси, наверное, не узнала бы…

Забирая из рук раздатчицы свою порцию тушенки и макарон, а также твердокожее зеленое яблоко, я отхожу, осматривая шумный зал. Я уже знаю, за какой именно стол сяду, просто мне нужно убедиться сначала, что я там буду не одна. Так и есть, потому, взяв курс, я иду вглубь огромного зала. Вперед, к дальней стене, немного левее, после чего опускаю свою поднос, садясь напротив Молчуна.

Это уже стало привычным как для него, так и для меня. Раньше он всегда сидел один, и я так не смогла выяснить почему: никто не решался подсесть к нему или же он сам никому не разрешал нарушать свое личное пространство? Думаю, первое, потому что когда я подошла к нему с просьбой позволить сесть именно за этот стол, он мне не отказал. Вообще-то, парень промолчал, и это хоть и не было восторженным согласием, но и как отказ не читалось.

И, конечно, были причины, по которым я предпочла сидеть рядом с ним, а не со своим братом, его девушкой и шумной компанией их друзей. Мне нравилось молчать вместе с Иудой. А еще он напоминал мне Франси.

Начиная ковыряться в своей тарелке, я в очередной раз думала над нелогичностью человеческой души. Моей, в частности. Все это время, пытаясь возненавидеть клан Вимур, вынесший моим родным смертный приговор, я натыкалась на необъятную пустоту. Мне не из чего было растить свою ненависть. Представляя лица Франси, Каина, главы, мадам Бланш, я просто не могла вообразить тот момент, когда они коварно решились на убийство, и с этой целью послали жестоких палачей, ожидая, когда те, выполнив поручение, приволокут меня обратно в особняк, для продолжения экзекуции.