Апокалипсис

И, разумеется же, я был совершенно голый. Почему все тюремщики палачи первым делом норовят своих жертв раздеть? Впрочем, это как раз легко объяснить: элемент психологического давления.

Одна из фигур двинулась в мою сторону. Шла она медленно, припадая на левую ногу, по-стариковски.

— Это… невероятно, — сказал старик надтреснутым голосом, внимательно разглядывая меня цепкими серыми глазами.

— Вы узнаёте его? — уточнил другой тюремщик, — вы уверены?

— Как же я могу забыть такое? — старик пожал плечами, — да, я уверен. А второй? — спросил он после небольшой паузы. — Второго вы поймали?

— Нет. Не поймали. Но, надеемся, и одного хватит для наших целей.

— Хорошо. Это хорошо, — старик мелко закивал и отошёл от меня.

— Покажите ему, — сказал кто-то третий, стоящий за моей головой.

— Сейчас?

— Да, самое время.

— Хорошо.

Стол, на котором я лежал, вдруг загудел и начал двигаться, приподнимая меня в полулежащее положение.

Один из захватчиков толкал перед собой небольшой металлический столик, где на подушке из чёрного бархата лежал тюрвинг перемещения.

— Видите? — спросил тот, кто разговаривал со стариком, — мы тоже видим. Не плохо, правда?

Я промолчал.

— Уверен, вы меня прекрасно поняли, — продолжал он, — значит, пришло время поговорить по существу. Самое ценное ваше качество нам, конечно, могло бы быть полезно. Но мы можем и без него, благодаря этому господину, — он указал на старика, — и это не единственный видящий, который у нас есть.

Я прикрыл глаза; смотреть на мельтешение цветных кругов становилось невыносимо. Да и тошнота подкатывала с новой силой.

— Вколите ему чего-нибудь бодрящего, что ли? Что-то он совсем раскис, мы так не продвинемся.

— Нет! — сказал я по-немецки, — не надо. Поговорить мы можем и без этого.

— Что ж, — усмехнулся (это было видно по глазам) тот, кто, видимо, был тут старшим, — рад это слышать.

— Зачем всё это? — спросил я, — что вы хотите?

Старший вздохнул. Сделал пару шагов в мою сторону. Потом, взглянув мне в глаза, проговорил:

— Мы хотим победы.

— Кого над кем?

— Не разыгрывайте из себя идиота, — ответил он, — мы не думаем, что будущее человечества должна определять та сторона, которую вы представляете. Вы слишком долго травили людей своими странными представлениями о морали и счастье, чтобы не понимать.

Я вздохнул, чем вызвал очередной приступ головокружения.

— Не отказывайтесь от укола, — неожиданно вмешался старик, — будет легче. Я проходил через подобное.

Я заинтересованно посмотрел на него.

— Вы слишком добры, герр… — старший осёкся, видимо, сообразив, что чуть не выдал важную информацию.

— Вам же легче будет, — старик пожал плечами, — но выбор за вами. То, что это не будет яд, могу гарантировать.

Я подумал пару секунд. Попробовал войти в режим. Понял, что у меня это не получается. И после этого кивнул.

После укола мне действительно стало значительно лучше. Голова стала ясной, даже усталость и голод будто бы отступили.

— Мне бы хотелось конкретики, — сказал я, — лозунги — это, конечно, хорошо. Но что именно вы от меня требуете?

— Для начала давайте я вам расскажу полный расклад, — ответил старший, — чтобы легче было принимать решение. Итак, мы не ожидали, что вы попадётесь в такую примитивную ловушку. Мы просто использовали все возможные пути — и представляете наше удивление, когда в один прекрасный миг вдруг получили сообщение о том, что птичка в клетке?

Я промолчал. Тюремщик был прав на сто процентов. Я слишком расслабился; слишком уверился в собственной гениальности и непогрешимости — и просчитался в элементарной ситуации. Моим марсианским учителям наверняка за меня было бы мучительно стыдно. Я даже покраснел, представляя реакцию Кая, когда он обо всём узнает…

— Это чтобы вы не переоценивали вашу ценность, — пояснил старший, — вы не учитывались в наших стратегических планах. Но можете помочь. Точнее, мы можем помочь друг другу, если посмотреть на ситуацию объективно и беспристрастно.

— Можно конкретнее, пожалуйста? — спросил я, — тут довольно прохладно. Мне бы хотелось занять более… комфортное положение.

— Вижу, — хохотнул старший, смерив меня взглядом; меня даже передёрнуло от омерзения, когда я понял, на что он намекает. Но всё-таки я выдавил из себя подобие улыбки, — нам нужно знать местоположение артефактов, которые вы называете тюрвингами.

Я поморщился. Моргнул пару раз. Потом ответил:

— Ясно. А что взамен?

— Взамен — жизнь и комфортное обращение. А после нашей победы — свобода. При условии хорошего поведения, разумеется.

— Звучит заманчиво, — я цокнул языком.

Мои тюремщики растерянно переглянулись.

— Похоже, слухи о фанатизме русских несколько… преувеличены, — заметил старший.

— Или он с нами играет! — заметил старик.

— Это значит, что мы договорились? — переспросил меня главный тюремщик, — вы дадите нам то, что мы просим?

— Дам, — кивнул я, — без проблем.