Апокалипсис 1920

В пещеру внезапно вошёл Мартин, одетый явно не в тон окружающему антуражу: во всю ту же австралийскую диггерскую форму, какую он носил с нашей первой встречи. Аборигены расступились и притихли, при его появлении.

— Не обычный ты выбрал способ меня найти! — сказал, улыбаясь, тилацин.

— Где мы, чёрт возьми? — спросил я гневно.

— Как бы тебе объяснить…

— Как есть.

— Мы внутри пространства моих мыслей. Нравится тебе в этой пещере? Я когда-то с неё и начинал свой путь. Сначала ничего не значащим щенком, а потом и шаманом. А эти звери… Ну… они, вроде как, моё племя. По крайней мере такое, каким я его помню. Знаешь, за столько лет в памяти всё стирается.

— То есть, это всё не на самом деле?

— Отнюдь, тут как раз всё на самом деле и есть. Это Альчера — сонмище воспоминаний и мыслей всех живущих людей, обретающих здесь очень даже материальную форму. Её не то что ни отличить от мира, к которому ты привык. В каких-то аспектах, Альчера даже более настоящая, чем он. Потому что после смерти в нашем мире, звери переносятся сюда. А вот при смерти здесь… Я не знаю, что с ними происходит. Но, в общем-то они больше не существуют. И ты, только что, чуть не умер навсегда. Если бы не охотники, которые тебя подобрали…

— Что с Йозефом? И с Марией?

— Они тоже тут. Ну, не в моих воспоминаниях, но в Альчере точно. Они сейчас в своих персональных адских муках… или напротив, в райском блаженстве? Но я больше склоняюсь к первому варианту. Людям свойственно циклиться на негативном…

— Значит… Они мертвы?

— Верно.

— И… Мы тоже?

— Абсолютно точно. Но у нас всех есть шанс вернуться обратно, в свои глупые тела, в иллюзорном мире. Если ты, конечно, будешь мне помогать.

— Помогать с чем?

— С убийством бога, конечно. Ты меня к нему проведёшь, потому что ты мой навигатор в этом мире. А по пути, так уж и быть, чтобы у тебя было больше мотивации, мы заскочим к твоим друзьям в послесмертные кошмары и заберём их оттуда. Как тебе идея?

— Отвратительно. Но выбора у меня нет. Ты же всё так изначально и спланировал, чтобы мы все оказались здесь?

— Именно! И это оказался довольно безупречный план. Не представляешь, сколько зайцев я убил за раз!

— Надеюсь, не в буквальном смысле.

— Кто знает, mate, кто знает! Ну да, если ты очухался, мы можем выступать. Не стоит терять время в таком месте и при таких обстоятельствах. У нас ещё много-много труда!

— Что ж, тут, верно, у меня тоже выбора нет?

— Только судьба, mate, только судьба.

— Но могу я кое-о-чём попросить?

— Валяй!

— Расскажешь мне всё как есть, без прикрас? Вот всё, что знаешь сам. Не хочу больше ходить в дураках.

— Да не вопрос, mate! Даже лучше, я тебе всё покажу. Идём, как раз точка перехода всё покажет…

Печать четвёртая — Мартин — Постчеловеческий генезис

Моя жизнь должна была идти согласно определённому, заранее написанному, сценарию. Я родился в племени. Учился охотиться, мастерить примитивные штуки руками и чтить устные истории предков. Затем я должен был умереть, как обычный зверь и переродиться шаманом. Далее я мог бы проводить своё бытие через однотипные реалии древнего существования: врачевать племя, ловить трипы при камлании и чувствовать себя, в целом, нужным и важным.

Но что-то пошло не так. Я был избран Ванджина — создателями всего. Избран один со всего древнего континента Сахул, как лучший и единственный проводник их божественной воли. По началу я действительно верил, как порой свято верят обычные люди. Я чувствовал себя избранником наших древних звёздных предков, который был поцелован самой судьбой. Но чем ближе ты становишься к божественному, тем слабее твоя вера.

С каждым новым знанием о реальном устройстве вещей. С каждой секундой раздумий. С каждой каплей власти в моей жизненной чаше… Я больше не чувствовал себя угнетённым, слабым и ничего не значащим человеком. Мне стало казаться, что я достоин того, что получил. Что я больше, чем обычный человек. А сами мои благодетели… Не такие уж и безупречные, божественные существа?

Да, во мне было мало сомнений насчёт того служить им или нет, пока они не вмешивались в наши дела. Однако, когда всё же вмешались, мне стало ясно, что больше мне с ними не по пути. Что они недостойны того, чтобы властвовать. Потому что были не так уж и сильны. Когда я встретил странного гостя в нашем мире, что поведал мне о смертности богов, мне окончательно стала видна их слабость. Их страх. Это была моя личная революция против сил, что образовали этот мир. Радикальный пересмотр самого понятия того, кому быть богом, а кому нет. И мои ближайшие друзья согласились на этот пересмотр.

Поэтому я сочувствовал революционерам на своей северной вотчине. Я чувствовал в них что-то родное. Да, их цели и идеи были несколько менее… глобальными, чем мои. Более того, они даже не знали, что сражаются не в своей войне против моих марионеток, чтобы заменить их на другие марионетки, тоже мои. Но сами их порывы, сама их благородная цель… Они вызывали симпатию и уважение.