Апокалипсис

Я обхожу свои силки. Они находятся ниже по склону. Я расставила их вокруг города. Это призрачный город. Только я брожу по нему время от времени… обычно в прохладные дни. Которых почти не бывает. Сегодня, должно быть, больше ста десяти градусов. Теперь в нашей долине зима похожа на лето в Долине Смерти.

Все, что попадается в силки, — крысы. Мы их готовим и называем крольчатиной, хотя всем давно наплевать, как это называется.

Я обнаружила двух больших черных, размером с кошку. Этих мы любим больше, чем мелких коричневых, на них гораздо больше мяса. Такое впечатление, будто крысы становятся крупнее и крупнее. Мои капканы сломали им шеи. Мне не придется их убивать. Я привязываю крыс к поясу за хвосты, потом брожу по городу в надежде отыскать что-нибудь, еще не унесенное другими. Нахожу четвертак. Подбираю его, хотя от него никакой пользы. Может, кто-нибудь из паиутов превратит его в украшение. Я намеренно не возвращаюсь домой до самого вечера, пока не выпиваю всю воду, какую взяла с собой.

Прежде чем войти, я обхожу вокруг сарая и дома, высматривая арбалет и болты, ищу, отойдя дальше, за кустами, однако ничего не нахожу.

Он все еще здесь. Спит. И оружия, какое бросалось бы в глаза, при нем нет, однако я проверяю кухонные ножи. Самого большого, длинного как мачете, не хватает. К тому же он может притворяться, что болен сильнее, чем на самом деле.

Враг он или нет, мне нравится, что в доме мужчина. Я наблюдаю за ним, спящим. У него такие длинные ресницы. Мне нравятся волоски у него на пальцах. Одного взгляда на его руки мне достаточно, чтобы подумать о том, как мало осталось вокруг мужчин. На самом деле всего четверо. Его предплечья… Наши никогда не становятся такими мускулистыми, сколько бы мы ни пилили и ни рубили. Даже у моего брата не было таких мускулов. Мне нравится, что ему уже снова пора бриться. Мне нравятся даже его кустистые брови.

Но надо разделать крыс.

Когда я начинаю громыхать посудой в части большой комнаты, отведенной под кухню, он просыпается и ковыляет к столу. По дороге снова останавливается у зеркала и долго изучает свое отражение. Как будто успел забыть, как выглядит под всеми своими волосами. Потом он садится и наблюдает, как я тушу крыс с диким луком и репой. Для густоты я добавляю желудевой муки, которую выменяла у паиутов.

Проходит какое-то время, пока готовится мясо. Я завариваю индейский чай и сажусь напротив него. Оказываясь так близко, я смотрю ему в глаза и теряю контроль над собой. Мне приходится встать и повернуться к нему спиной. Я делаю вид, будто кушанье требуется помешивать. Чтобы скрыть свои чувства, я спрашиваю:

— Где твой арбалет? И где мой нож? Я не дам тебе еды, пока ты не скажешь.

Я говорю с ним гораздо суровее, чем собиралась.

— Под кроватью. И то и другое.

Я иду проверить, они лежат там, еще и несколько арбалетных болтов. Я возвращаюсь и кладу арбалет на стол. Это прекрасна сделанная вещь. Старые металлические детали и старая гайка, снятые с чего-то другого, начищены до блеска и смазаны маслом. Деревянные части покрыты резьбой, словно произведение искусства. Оружие в отличном состоянии. Я отнесу его на городское собрание как доказательство того, что разыскала убийцу и расправилась с ним. Но стоит ли? К тому же они могут потребовать тело.

— Я не стану никого убивать. Пока.

— Ага. Но ты же поклялся.

— Я могу воевать в каком-нибудь другом месте.

— Ну, разумеется.

После еды я убираю то, что осталось, в старую завинчивающуюся жестянку, несу к ирригационной канаве и опускаю во влажную прохладную грязь, чтобы мясо не портилось.

Не знаю, может, перед сном как-нибудь забаррикадировать дверь в мою комнату? Жалко, что нет собаки, но мы с матерью давным-давно съели пса. Хотя теперь он уже умер бы от старости. Но все равно с собакой было бы здорово. Я бы чувствовала себя в безопасности. Пес был славный, только быстро старел. Мы подумали, что лучше съедим его сами, чем его поймает кто-нибудь другой. Это было еще до того, как начали есть крыс.

Я устала, поэтому заснула не сразу. Я продолжала твердить себе, что, если бы он собирался залезть ко мне в комнату, я бы уже догадалась. Но я все равно приставляю к двери стул так, чтобы он упал, если что. По крайней мере, услышу, что он идет.

Спать я не могла главным образом из-за того, что, несмотря на самые благие намерения, я думала о том, как оставить его при себе. Попытаться. Мне нравится мысль, что он будет рядом, хотя и страшновато. Я строю планы.

Вполне логично, что любой, кто идет к нашему поселку по склону, сначала наткнется на мой дом. Например, какой-нибудь незнакомец с севера. И вполне логично, что я приведу его на городское собрание, чтобы он мог рассказать свои новости.