Он ухватился за выступ, подтянулся, насколько хватило сил, и свободной рукой принялся шарить в поисках лестницы. Наконец нащупал нижнюю ступеньку и полез вверх.
До платформы оставалось всего ничего, когда слабые, привыкшие к лунной гравитации мышцы подвели его. Одна рука повисла в воздухе, другая не выдержала тяжести тела.
Чиффонетто упал. Прямо на фонарь.
Так темно еще не было ни разу в жизни. Мрак — плотный, почти осязаемый… Человек едва удержался, чтобы не закричать.
Но когда попытался подняться, крик сам вырвался у него из груди. Не только фонарь разбился при падении.
Многократное эхо разнеслось по долгому, темному туннелю. Затихало оно невероятно долго. Когда воцарилась тишина, Чиффонетто крикнул снова. Потом опять.
Остановился, лишь когда вконец охрип.
— Фон, — позвал ученый. — Фон, вы меня слышите?
Ответа не последовало.
Чифонетто позвал еще раз. Говорить, говорить, чтобы не сойти с ума.
Напрасно всматриваясь в гущу мрака, он отчетливо услышал, как что-то шевелится всего в нескольких футах от него.
Фон дер Штадт вдруг захихикал, и голос его показался таким далеким…
— Это всего лишь крыса… — сказал солдат.
Тишина.
Потом шепот Чиффонетто:
— Да, Фон, да. Всего лишь крыса.
— Всего лишь крыса.
— Всего лишь крыса.
Тобиас Бакелл
В ожидании «Зефира»
Перу Тобиаса Бакелла принадлежат романы «Хрустальный дождь» («Crystal Rain») и «Оборванец» («Ragamuffin»), а также многочисленные рассказы, публиковавшиеся в журналах «Analog» и «Nature» и в антологиях «Заклинание. Колдовские истории» («Mojo: Conjure Stories»), «Пока мечтается» («So Long Been Dreaming»), «Я, пришелец» («Alien»). Недавно вышли в свет сборник «Приливы новых миров» («Tides from the New Worlds») и третий no счету роман писателя «Хитрый мангуст» («Sly Mongoose»).
Бакелл — уроженец Карибов, и ему довелось провести некоторое время на лодке с ветровым генератором, так что он считал вполне естественным использование энергии ветра в пустынных географических зонах. Поэтому, задумавшись о цивилизации будущего, исчерпавшей топливные ресурсы, писатель обратился к собственному опыту.
Бакелл как-то заметил, что постапокалиптическая НФ — это литературное покаяние за все вымышленные или реальные грехи. Однако предлагаемый ниже рассказ, пожалуй, наиболее оптимистичный во всем сборнике.
«Зефир» задерживался вот уже на пять дней.
Ветер смахивал пыль с демонят, облеплявших витиеватые колонны, в беспорядке поваленные посреди городских руин. Вдали, за останками «Уол-Марта» и «Крогера» стояла Мара и наводила бинокль на резкость. Платформа у нее под ногами выдавалась вперед на добрых сто футов и упиралась в пузатую цистерну, снабжавшую округу водой. Вид открывался удачный: Мара могла заглянуть за горизонт. Она напряженно выискивала взглядом знакомые очертания четырех, похожих на шпаги мачт «Зефира», но, кроме змеившейся земляной ленты, не видела ничего. Старое скоростное шоссе, петляющее и в прежние времена переполненное, несмотря на все усилия городских властей, в конце концов поддалось напору пылевых наносов. Стихия одолела ограждения, и те лежали на земле, бесполезные.
Мара до сих пор помнила каждый поворот и изгиб асфальтового полотна; в двенадцать лет она впервые осознала, что дорога ведет к другим городам, к другим людям.
— Мара, темнеет.
— Иду.
Кен тщательно зачехлил бинокль и спустился с вышки. Следом, стряхивая земляную взвесь с опор, потащилась Мара. Мужской силуэт темнел в быстро густеющих сумерках.
— Ты бы поговорила с матерью, она ждет.
Мара не ответила.
— Она надеется все уладить. — Кен был настойчив.
— Я решила. Уезжаю. Я ждала с двенадцати лет, не начинай…
Мара ускорила шаг. Кен не отставал. Она видела, как спутник силится отыскать новый довод и в то же время искоса оглядывает ферму. Дом и заросли зелени защищал от пыли и ветра толстый стеклянный саркофаг. Дважды Кен останавливался, чтобы осмотреть трещины на нем: крупицы пыли настойчиво пытались проникнуть за стекло.
— У них ветряк сдох. Мара, им нужно помочь. Я пообещал приехать завтра.
Она тяжело вздохнула:
— Я правда не хочу.