Апокалипсис для шутников

Составлению дневниковых записей способствовало и то, что Колумб приставил Женю к ведению бортового журнала на пару с Владимиром Ильичом Лениным. Теперь у Афанасьева был доступ к письменным принадлежностям и условия, в которых удобнее писать. Спасибо Колумбу!.. Грубоватый мореход быстро разобрался что к чему, кто в его экипаже наиболее сведущ в грамоте. Сам он приложил руку только к первой странице бортового журнала, написав кривыми буквами, напоминающими отпечатки гусиных лапок: «С Божьей помощью отплыли…» Дальше Женя не разобрал, почерк был чудовищен, а последующие страницы журнала составляли уже он и Владимир Ильич.

Свой же дневник Женя вел на русском языке. Во-первых, чтобы не прочитали, во-вторых… как это помягче… словом, Афанасьев чувствовал, что в условиях чуждой ему эпохи родной язык отторгается из памяти и сознания как ненужный сор. Однажды он с ужасом поймал себя на том, что начал думать… на средневековом испанском. Это было чудовищно, и потому Женя поставил себе целью упражняться в родной речи: писал дневник, а на шестой день плавания поймал в трюме пьяного переводчика, еврея-выкреста Торреса, и стал читать ему стихи Пушкина, Блока, Пастернака и Есенина вперемежку. Маран тряс головой и пытался вырваться, но Женя не пускал, пока не прочитал все, что вспомнил. А дневник…

ДНЕВНИК ЖЕНИ АФАНАСЬЕВА, ПИСАННЫЙ ИМ НА БОРТУ КАРАВЕЛЛЫ «САНТА-МАРИЯ» В ПЕРИОД С АВГУСТА ПО ОКТЯБРЬ 1492 ГОДА

4 августа. Надо сказать, наш матросский кубрик мало чем отличается от общежития в Третьем Доме советов. Только люди тут попотрепаннее будут. А сегодня матрос Гомес, тупая обезьяна с рожей горгоны Медузы, объявил, что лично он намерен стать губернатором одной из открытых земель. Затеялась дискуссия с применением грубой физической силы, которую прекратил боцман Аранда. Душевный человек: двоих повесили. Сразу стало легче дышать.

10 августа. Слава богу, Колумб перевел меня в другое помещение, теперь живу в одном отсеке с боцманом Арандой, штурманом де ла Росой и Владимиром Ильичом, который ловко подвизался в роли писаря. Прибыли на Канарские острова, чтобы чинить «Пинту», у которой сломался руль. Только сейчас стал до конца осознавать, в какой заднице мы завязли. Вот напрягаю мозги, чтобы вспомнить, сколько человек ВЫЖИЛО после экспедиции Колумба. Насколько я помню, «Санта-Мария» разбилась где-то у берегов Кубы. Простите – разобьется. Фрей Хуан сказал:

– Великий инквизитор Торквемада поручил мне следить за душами отплывших, дабы те не вверглись в лоно дьявола.

Его тщетно пытались споить три матроса, которых он решил исповедовать. Нашел кого!..

Матросы – редкие скоты, за немногим исключением.

1 сентября. Три недели проторчали на Гран-Канарии, на Канарских островах. Всегда мечтал побывать на Канарах. Побывал, блин!..

Ночь душная. Боцман Аранда храпит так, как будто ему стянули горло удавкой, а Владимир Ильич взял архискверную моду разговаривать во сне и даже выкрикивать попугайским голоском какие-толозунги. Сегодня удалось разобрать:

– Товарищ Колумб!.. Архискверно! Как нам реорганизовать инквизицию?.. Товарищ Торквемада – оппортунист! Вся власть индейцам! Долой американский империализм!

А вот мне не спалось. Вспомнились ребята: Колян, Вася Васягин, Пелисье, даже этот хитрый черт Добродеев вспоминается с умилением. Каравелла раскачивается, хрипло стонут, скрипят шпангоуты, и такое впечатление, как будто расходятся накрепко просмоленные пазы корпуса и вот-вот хлынет вода! Как Колумб собирается на этой скорлупке пересекать Атлантику?.. И ведь это еще самая большая каравелла! «Нинья» вдвое меньше!

3 сентября. Наутро боцман Аранда приволок ко мне фрея Хуана на том основании, что я – ни больше ни меньше – одержим дьяволом. Оказывается, ночью я вывалился из гамака, размахивал руками, выкрикивал слова на неведомом языке, а потом вдруг запел слова какого-то дьявольского песнопения. Позже Владимир Ильич с хохотом поведал мне, каким дьяволом я одержим: оказывается, я пел «Дубинушку». Собственно, сам боцман Аранда еще та дубинушка… А от фрея Хуана едва удалось отделаться. Если откровенно, он надоел уже всей команде своими нудными проповедями о необходимости смирения плоти, покаяния и прочей чепухе. Оказывается, накануне матрос Сальседа, бывший подручный какого-то живописца, намалевал на стене картинку с голой бабой, и к нему было целое паломничество. В разгар всего этого безобразия явился фрей Хуан и пришел в ужас…