Апокалипсис для шутников

Афанасьев словно окаменел. Губительная, предательская неподвижность вдруг сковала все его члены, и он с трудом сподобился на то, чтобы окоченело повернуть голову. Промелькнуло летящее лицо Ксении, глубоко перепаханное страхом, с широко распахнутыми глазами, в которых, казалось, застыло перевернутое и онемевшее небо. Лишь в последний момент Женя успел выскользнуть из-под гибельного выпада Пилата, атаковавшего его сзади, и лезвие меча прошло у его виска, слегка поцарапав кожу и грубо срезав прядь увлажнившихся волос. Пилат имел и вторую возможность убить Афанасьева, который никак не мог побороть оцепенение, но Ксюша сорвалась с места, в руках ее непонятно откуда возник легионерский щит – и этим щитом она что есть силы ударила по голове Пилата. Будущий прокуратор пошатнулся, поднял меч и скрестил его с мечом в руке Жени. Пилат упал. Его глазные яблоки провернулись в глазницах, мутнея и замедляясь; не помня себя от ярости (откуда, откуда взялось это всепожирающее чувство?), Афанасьев возник над упавшим римлянином и занес меч для последнего удара… Удара, который изменил бы историю. Но не об этом помнил сейчас Афанасьев. Он убил бы этого самодовольного и жестокого римского чиновника, который хотел убить его, хотел убить Ксению, да и мало ли! – но тут чья-то рука легко сомкнулась на запястье Жени. Афанасьев обернулся, и тотчас же словно холодная простыня запеленала его плотно, как в кокон. Он выронил меч, мгновенно устыдившись своей ярости, и секунду смотрел в кроткие синие глаза человека, который только что спас жизнь будущему прокуратору Иудеи.

– Нужно уходить отсюда, – сказал человек, – сюда идут, и не миновать пролитой крови, если мы задержимся. Не тронь этого римлянина.

– Но он… он хотел убить меня!

– Но ты жив. – Он улыбнулся и перевел взгляд на Ксению: – Эта женщина спасла тебя. Будь благодарен ей и Богу за возвращенную тебе жизнь и не разменивай ее на ярость и злобу. А уверен ли ты, что это – ТА цена за твою жизнь и жизнь твоей женщины?..

«Твоей женщины». Афанасьев сразу не понял, что хочет сказать ему этот нескладный, простоватый молодой человек со старомодной манерой речи и с такими синими глазами. Да и не было времени понимать. В зал хлынули вооруженные люди, и нужно было срочно спасаться бегством.

Дальнейшее прошло как в тумане. Кто-то за спиной кричал надсадным голосом: «Лови их!», Женя задыхался на бегу и видел перед собой одно и то же – широкую спину Альдаира, уносящего с собой драгоценный кувшин. Рядом бежала Ксения, и сознание уже мутилось от этой гонки, от стремления во что бы то ни стало – вырваться, вырваться, вырваться!.. А внутри кто-то неверной рукой играл на струнах души и одну за другой рвал их с легким, желобным теньканьем или низким басовым гудением: струна-боль, струна-гнев, струна-сожаление, еще, еще… И – последняя, самая тонкая струна, звука которой Женя уже не услышал, потому что на всем бегу врезался в каменную стену, у которой, уже до половины, до пояса обратившись в стремительный вихрь УХОДА, стоял Альдаир…

2

Пелисье открыл глаза. Его подташнивало. Он вспомнил, что уже один раз очнулся, чтобы наскоро съесть какую-то еду и снова провалиться в утомительный, душный сон-забытье.

Он повернул голову и увидел своего давнего спутника. Тот сидел возле его изголовья и пристально смотрел на то, как беззвучно шевелятся бледные губы Пелисье. Археолог шумно выдохнул. Его спросили:

– Ты поел? Саломея принесла тебе еды? (Пелисье машинально кивнул.) Хорошо. Наверно, ты не знаешь, где ты. Ты в доме рыбака Зеведея. Нам удалось благополучно убежать с виллы прокуратора, хотя за нами гнались солдаты и рабы, вооруженные дротиками. Куда делись твои друзья?

– Н-не знаю, – стуча зубами, ответил Пелисье. – То есть знаю… но мне теперь… я теперь останусь здесь. Наверно, навсегда.

– Так откуда ты? Расскажи. Я пойму. Ты только расскажи, а я, быть может, посоветую, что тебе делать.

Пелисье посмотрел в его синие глаза и вдруг выложил всё, что он знал об этой жутковатой истории с Ключами Всевластия, опрокинувшими мир, и о том, как можно вернуть былое положение вещей. Он слабо отдавал отчет в том, как поймет его этот двадцатипятилетний молодой человек из Гамалы, который не может знать ни о Ленине, ни о Торквемаде, ни о хане Батые, ни о многих других… но Пелисье говорил и говорил, не будучи способен остановиться. И когда он начал описывать то, что произошло в результате одичания всего человечества, собеседник перебил его ровным голосом:

– Я верю, верю. Огромные и страшные знания вручены тебе. Когда произойдет конец света?

– Почти через два тысячелетия, – ответил Пелисье. – С неба будут падать огненные горы, и вода в море будет гореть, как сухая трава в выжженной солнцем степи.

Его собеседник выпрямился, вдохновенно блеснули синие глаза, и невысокий уроженец Гамалы показался выше ростом:

– Ты должен оставить память об этом, Иоханан. Предупреждение о том, что может произойти через два десятка веков. Бог вручил тебе Слово печали и гнева, и оно станет бессмертным. Не утрать Слово Бога…