Далее следует новое подтверждение подлинности всего этого пророчества, как бы собственноручная подпись пророка: «Я, Иоанн, видел и слышал сие. Когда же услышал и увидел, пал к ногам ангела, показывающего мне сие, чтобы поклониться ему». И при этом повторилось еще раз то, что уже имело место ранее (XIX, 10): ангел возбранил это поклонение как «сослужитель тебе и братьям твоим пророкам и соблюдающим слова книги сей: Богу поклонись» (9). Для общей ангелологии Откровения характерна не только эта сила и, так сказать, интенсивность общения ангелов с тайнозрителем (как и с другими человеками) в откровениях, соангельность человеков и сочеловечность ангелов в единстве «меры» (XXI, 17), но и их общение между собою в сослужении Богу. Если ангелы как совершители велений Божиих в промышлении о человеке, суть служители Божии, вестники воли Его, то в общем течении жизни мира и исторических судьбах человечества они являются и «сослужителями», соучастниками в общем деле (на основании него и становится понятным, что, по слову апостола, мы, человеки, будем судить ангелов: 1 Кор. VI, 33), причем это сотрудничество распространяется так широко, что заключает в себя кроме самого тайнозрителя и «пророков и соблюдающих слова книги сей», т. е. живых членов церкви.
К этому еще раз прибавляет ангел: «не запечатывай слов пророчества книги сей, ибо время близко ( `o XXII, 10). Таким образом, книга кончается тем же словом, которым начинается: «блажен читающий и слушающий слова пророчества сего и соблюдающий написанное в нем, ибо время близко» (I, 3). Только здесь тот же макаризм повторяется несколько сокращеннее: «блажен соблюдающий слова пророчества книги сей», но это увещание усиливается еще повелением «не запечатывать слов пророчества сего». Если мы искренно спросим себя, исполнилось ли это повеление, то должны ответить отрицательно: не исполнилось, напротив, книга Откровения запечатывалась и запечатывается еще под разными поводами. Это выражается, в частности, и в отсутствии церковных чтений из Апокалипсиса, в страшливости отношения к его пророчествам, в стремлении чрез перетолкование их обессилить, с угашением той радости и призыва к христианскому дерзновению, которые в них содержатся. В новейшее же время применяются средства научной охраны от силы пророчества. Апокалипсис стал предметом детальнейшего научного изучения, но он перестал быть предметом религиозного постижения, скорее даже для него закрывается. И что «время близко» для него не звучит. Что же должно значить это «время близко»? Это не может относиться к календарному сроку, к сегодня или завтра, которые остаются в своем чередовании в плане, временном. Это есть близость внутренняя, онтологическая, чаяние грядущего как настоящего, хилиастическое и эсхатологическое чувство жизни, утраченное как «первая любовь» в Ефесской церкви и замененное теплопрохладностью в Лаодикийской. «Близкое время» есть вся новозаветная эпоха, простирающаяся от Первого пришествия Христова до Второго, до Парусии. В этом смысле оно прежде всего противополагается ветхозаветной, которая является по сравнению с новозаветной «отдаленными временами» (Дан. VIII, 26). [120]