Апокалипсис местного значения

Поплавок прилёг на воду и медленно пошёл вниз. Я подсёк и почувствовал рывок на том конце лески. Подмотав катушку, я поднял удочку. Есть. Играя серебром в лучах только что взошедшего солнца, на крючке забилась крупная, граммов на четыреста, густера.

— Ого! — воскликнул Радостин, вылезая из палатки. На его заспанном лице читался восторг. –

Значит, мы сегодня с ушицей?! Вот Людмилочка встанет, сготовит нам.

— Нет уж, Олег Викторович, — возразил я, насаживая мотыля, — уха — дело мужское! Это, можно сказать, обряд, а не пища.

— Ты прав, Сергей, — согласился профессор, пробуя босой ногой воду и щурясь на солнце. — А всё-таки здорово, что ты нас с Людочкой именно сюда вытащил. Ну их, курорты эти. Жарища, народ. А здесь душа как-то оттаивает.

Над рекой поплыл колокольный благовест. Радостин, прикрывшись ладонью от солнца, вгляделся вдаль, на тот берег.

— Это в монастыре, в Белопесоцком, — определил он, — заутреня. А знаешь, я ведь вчера в Мурманск звонил, в больницу. Клиф-то наш молодцом, ходит уже.

— Да ну! — я подсёк очередную рыбёшку, на этот раз небольшого клинка. — Пора его в Москву

перетаскивать.

— Да и его гражданством пора бы заняться, — напомнил Радостин.

— Пора, — согласился я и забросил леску. — На-ка, держи. А я пойду, донки проверю. — Я сунул удочку Радостину и, взяв садок с поблёскивающей внутри добычей, направился к плёсу. Там ещё с вечера мной были расставлены донки, заряженные червём и «каракатицей» — личинками стрекозы.

Кончик ивового прута, служившего кивком первой донки, был придавлен к песку и слегка вздрагивал. Леска оказалась натянутой как струна, и я понял: попалось что-то существенное. Я подсёк и стал выбирать снасть. Если бы моя донка была снабжена всеми этими новомодными фиш-сканами, макрелингами и аквавоксами, я бы уже знал всю родословную подсечённой рыбы: её породу, размер, вес и даже наличие или отсутствие икры. Но я люблю ловить по старинке — простая капроновая леска, самодельное свинцовое грузило и обыкновенный крючок с обыкновенным, несинтетическим червяком. В такой рыбалке есть главное — предвкушение.

На этот раз попался здоровенный, килограмма под полтора жерех. Он отчаянно рвал из рук леску, но единоборство осталось за мной. Я снял рыбину с крючка и, определив её в садок, отправился ко второй донке. Её я ставил неподалёку, за выросшей возле воды метёлкой ивового куста.

Я шагнул за куст и остановился как вкопанный. В десятке метров от моей донки, прямо из песка выглядывало бурое змеиное тело. Его конец, опущенный в воду, медленно шевелился. Щупальце! От неожиданности я вскрикнул и выронил садок.

Сзади подбежал Радостин.

— Что стряслось? — озабоченно спросил он, и застыл на месте, глядя на торчащий из земли артефакт. Потом он прищурился, всматриваясь, и зашёлся от смеха:

— Сергей, да это же…

Я осторожно подошёл ближе. Из песка высовывался обрывок шланга от судовой помпы и его

концом вяло поигрывали волны.

Я обернулся к хохочащему Радостину и, не выдержав, тоже рассмеялся…

…А вокруг просыпался, щебетал, радовался солнцу, удивительный мир. Мир, которому так

недавно был дан ещё один шанс. Шанс на Жизнь. Шанс на Разум. Шанс на Познание.