Апокалипсис на Церере

И правда. Ляпнул и только сейчас понял, как глупо вышло. Да еще и попытался замаскировать свой провал под отстраненность бездушного механизма. Я же был стражем, подобное решение неприемлемо для меня при любых обстоятельствах! Мы не инквизиторы темного Средневековья, которые считали убийство и геноцид допустимой мерой, мол, душа бессмертна, стоит ли так переживать за тело?

Это все гормоны. Я просто еще не научился по-настоящему ясно мыслить. Мечусь из крайности в крайность: от самокопания и уничижения до людоедской безжалостности настоящей машины.

– Стеф… – начал было я, но замолчал, не зная, что ему сказать.

Мысли были путаными, противоречивыми, и ни одна из них не делала чести стражу: ни мне прошлому, ни сегодняшнему. Что я собирался произнести? Что корпы и так уже отдали свои души аду и нам их не спасти? Или что все население станции так или иначе заключило договор с демонами? Одни подрядились служить, другие – не вмешиваться. Или, например, про то, что мы не миссионеры, а случайно попавшие сюда беглецы?

Но… Насколько случайно мы здесь оказались? Насколько вообще в жизни любого человека, а уж посвятившего себя служению Господу особенно, могут возникать случайные события? Не согласно ли плану Творца мы оказались здесь? Да, Он старается без необходимости не вмешиваться в жизнь своих детей, именно поэтому, в отличие от могущественных служебных духов, нам дарована свобода воли. Не вмешивается, но помогает, когда избранный путь угоден Ему. Или по меньшей мере испытывает – как мы проявим себя в этих обстоятельствах?

– Мне надо подумать, Стефан, – наконец произнес я. – Хорошенько подумать. Молчи, я не хочу слышать мальчишеского «да чего тут думать, Оли!». Тут есть над чем поразмыслить…

Его лицо, только что возмущенно-решительное, вдруг обмякло. Он кивнул, буркнул «думай», повернулся ко мне спиной и направился к выходу. Остановившись в дверном проеме, он, не оборачиваясь, сказал:

– Если честно, Оли, от этих мыслей у меня уже весь мозг в синяках. Кручу их, кручу, а все без толку. То думаю, что души местных и так уже погублены, а потом про то, что не нам решать, кто будет спасен, а кто проклят. С другой стороны – так ли случайно мы тут оказались?..

Считай, все мои мысли озвучил, стервец! Да и неудивительно, в общем, мы же столько лет одним целым были.

– В общем, я рад, что ты пришел в себя, – закончил страж. – Отдыхай, я зайду позже.

Когда дверная панель поднялась за его спиной, я позволил себе хмыкнуть. Мертвого стража снова оживили и теперь заставляют принять решение! Какая, Господи, ирония – именно от меня зависит, что мы будем делать дальше. Настрой Гриня понятен, мысли Стефа для меня тоже прозрачны. Сам при этом я понятия не имею, что делать дальше.

Поэтому, исповедуя ни разу не подводивший меня в прежней жизни принцип, гласивший, что нет лучшего способа перезапустить мозг, нежели смена вида деятельности, оставшись один, я принялся исследовать свое новое тело. Точнее, нагружать его работой, исследуя чувствительность и скорость отклика.

Начал с шевеления пальцами на руках и ногах, затем перешел к коленным и локтевым суставам, закончив плечевыми и бедренными. Я крутил головой, прогибался в пояснице, задерживал дыхание на вдохе и выдохе. Напрягал и расслаблял различные группы мышц, корчил гримасы, кричал. И незаметно для себя заснул. Именно заснул, а не отключился по требованию. Теперь моя цифровая сущность была слишком плотно связана с телом. И именно оно, а не разум, отдавало приказы. По крайней мере, до тех пор, пока я не научусь им управлять.

Ушло на это четыре дня. Я спал, ел – пища, против ожиданий, оказалась не такой уж волнующе-прекрасной, какой я ее помнил, – занимался и снова спал. Пробуждался и опять до изнеможения нагружал мышцы. Добиваясь полного контроля над доставшимся мне телом, я заодно и тренировал разум. Он вроде остался таким же, каким и был последние десять лет, однако теперь его ясность здорово зависела от физических реакций носителя. Если я уставал, ясность мыслей затмевала ноющая боль в мышцах. Если гневался – игнорировал очевидные решения, зато охотно хватался за сомнительные.

Пару раз в день заходили Стефан с Гринем, желая поскорее обсудить предложение президента. Я как мог уходил от разговора, ссылаясь на усталость или неспособность мыслить рационально. Это злило их обоих, но если страж принимал мои ответы и уходил, то нехристь несколько раз обозвал меня сломавшейся машиной, от которой толка больше нет. Я его не разубеждал.

К счастью, с ответом нас Фокс не торопил. Ему некуда было спешить, по крайней мере неделя или две для его плана не сделали бы никакой погоды. А нашей группе требовалось остановиться и подумать – в последнее время мы больше действовали, чем думали. Хотя все-таки больше мне, чем группе.

К исходу четвертого дня я понял, что полностью контролирую как свое тело, так и разум. Изредка еще накрывало паническими атаками, но я уже научился с ними бороться. Большой проблемы в них я не видел, доля секунды – и я брал всплеск эмоций под контроль.