Апокалипсис от Кобы. Иосиф Сталин. Начало

В 1938 году, когда мой друг расстреливал сподвижников Ильича, он отправил ее на работу в музей Ленина. В музее, окруженная мраморными Ильичами и ретушированными фотографиями, с которых аккуратно изъяли почти всех сподвижников Ленина, она рассказывала экскурсантам о великой дружбе двух Вождей.

Фотиева дожила до девяноста лет. Пережив ленинскую гвардию, она переживет и Кобу. Переживет всех из своего поколения, кроме меня. Только в семидесятых я узнал о ее смерти.

От тех дней у меня остались записи. Но последовательность событий могу перепутать. Вам ее придется проверить.

Воскресший Ильич

Грубый разговор Кобы с Крупской воскресший Ильич тотчас использовал, чтобы избавиться от надзора Кобы. Он написал ему гневное письмо.

Я был в кабинете, когда Кобе его принесли. Он прочел его вслух. Не знаю, позволил ли мой друг сохраниться этому письму в архивах. Так что привожу его (надеюсь, память не подвела):

«Уважаемый т. Сталин! Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу вас взвесить, согласны ли вы взять сказанное назад или предпочитаете порвать между нами отношения. С уважением, Ленин. Копии – тт. Каменеву и Зиновьеву».

Каков боец! Разослав копии членам Политбюро, Ильич взорвал ситуацию. Разве может надзирать за ним человек, с которым он порывает отношения? Но сделал он это напрасно и поздно. Мой друг Коба, как и положено великому шахматисту, просчитал будущие ходы противника. И за пару недель до этого письма попросил Политбюро освободить его от опеки над больным Лениным. Но он отлично знал, что и Зиновьев и Каменев смертельно напуганы попытками больного Ильича встречаться с Троцким (мог возникнуть опаснейший блок обоих вождей Революции!). И они не позволят Ленину уйти из-под строгого надзора Кобы. Так все и случилось. Несмотря на смиренные просьбы Кобы избавить его от контроля за Ильичем, большинство в Политбюро постановило: «Отклонить».

Волею партии Коба останется ленинским надсмотрщиком до смерти Ильича.

Вслед за письмом в кабинете появился один из врачей, приставленных Кобой к Ленину. Он только что примчался из Горок. И торопливо объявил:

– Сегодня ночью Ильич вновь потерял дар речи, только шептал отрывочные слова и звуки. Под утро, к счастью, речь вернулась, но частично.

– Вы знаете, что это такое? – Коба помахал письмом перед носом врача.

– Нет, товарищ Сталин.

– Это письмо товарища Ленина к товарищу Сталину. Зачем мы там вас держим? Вы не имели права давать ему ручку и бумагу! Надеюсь, вы не нарочно это делаете? Надеюсь, вы не сознательно губите Вождя?

Врач побледнел.

– Это не мы, это она… – забормотал он.

– Но спросим с вас. Если это повторится… Помните, вы на боевом посту!

После ухода врача он сказал мне:

– Садись и пиши.

И начал диктовать мне письмо, которое конечно же не хотел доверить секретарям.

«Товарищ Ленин!.. Я сказал по телефону товарищу Крупской приблизительно следующее: „Врачи запретили давать Ильичу политинформацию… Между тем вы, оказывается, нарушаете этот режим, нельзя играть жизнью Ильича…“ и прочее.

Я не считаю, что в этих словах можно было усмотреть что-либо грубое, предпринятое «против вас». Впрочем, если вы считаете, что для сохранения отношений я должен взять назад сказанные выше слова, я их могу взять назад, отказываясь, однако, понять, в чем тут дело, где моя вина и чего, собственно, от меня хотят».

Это письмо оказалось последним письмом бывшей ленинской тени умиравшему кумиру. Последним письмом исчезающего верного Кобы, который уже превратился в товарища Сталина.

Он сказал мне:

– Поедешь в Горки и доложишь обстановку.

Ехать и докладывать не пришлось. Уже днем позвонили из Горок. Бешенство и ярость после чтения ответа Кобы сделали свое дело. Последовал удар, и Ильич в очередной раз лишился разума и речи.

Мой друг и тут не ошибся с верным ходом.

«Согласны на все…»

Я уехал в Лондон и вернулся в Москву только летом. В Москве стояла несусветная жара. Солнце плавило асфальт и в каком-то кровавом мареве висело над городом. Вожди разъехались по курортам. Коба продолжал просиживать дни в кабинете… Помню, я пришел к нему по своим делам. Несмотря на жару, он сидел за столом в вечном темно-зеленом френче. От него (это часто бывало) пахло потом, он редко мылся. Но никто не смел сказать об этом обидчивому Кобе.

Я мало думал прежде о нашем сходстве. Я к нему привык. А тут будто впервые посмотрел на Кобу со стороны… И отметил: ведь и вправду похожи. Мы оба одинаково небольшого роста, с чересчур длинными руками, коротким туловищем и толстой шеей. У нас одинаково широкие плечи. На самом деле широкоплечий я, а Коба узкоплечий. Но его узкие плечи так не подходят к толстой шее. Поэтому он носит френч с подложенными плечами. И оттого не любит его снимать.