Читаем Апокалипсис от Кобы. Иосиф Сталин. Начало полностью

Когда я рассказал о них Кобе, он усмехнулся:

– Пусть работают на нас в Париже, никто не возражает. Но я им не верю. Что же касается их возвращения… нам враги внутри страны не нужны!

Мой подозрительный друг всерьез отнесся к этим детским идеям о перерождении.

Я приезжал в Париж князем Д. Я знал, что там живет моя давняя знакомая поэтесса Н. Ее уцелевший муж, которого она долго считала убитым, стал одним из главных евразийцев. Это был типичный наивный интеллигент-эмигрант. Конечно, из либеральной семьи. Его родители – революционеры-народники – сидели в крепости при царе. Теперь он со всей страстью участвовал в Союзе возвращения на родину.

Помню, мы с ним встретились в кафе в Люксембургском саду. Говорил он на любимую тему – о святой Руси (слово «святость» не сходило у них с языка).

Пришли его друзья и единомышленники. И девушка, так похожая на ту Н., которую я знал много лет назад. Я понял: что это ее дочь. Она страстно доказывала, что они все должны покаяться (другое их любимое слово) перед народом, который не понимали и довели до Революции. Теперь во искупление (самое любимое слово) обязаны к нему вернуться и помочь его возрождению (еще одно очень любимое слово).

– Пусть бедность, пусть страшный быт, даже позор – ничего не боюсь, – говорила она, и на глазах ее были святые слезы.

Завербовать и отца и дочь труда не составило, и это сделали, естественно, без меня. Я оставался для евразийцев меднолобым эмигрантом, князем Д., беспощадно борющимся с большевиками.

Помню, как я сказал мужу Н., что собираюсь вместе с Савинковым отправиться в Россию. И хотя «Трест» мне очень подозрителен, я верю, что в Большевизии существуют подпольные монархические организации.

Надо заметить, что он был благороден со мной. Даже рискнул предупредить:

– У меня есть данные, что в России сейчас нет сопротивления. Народ подчинился большевикам. Именно поэтому мы решили сотрудничать с ними. Мы сумеем их использовать – и переиграть.

– Не окажется ли ваша игра игрой мышки с кошкой?

Я тоже был благороден.

Но ничто не могло его поколебать. Он торопился начать работать на нас, чтобы побыстрее начать менять наши убеждения! Ради этого он стал нашим «разведчиком», как они себя называли сами. Или агентом, как называл его я. Или «шпионом», как называли наши враги.

Именно тогда, во время того разговора в кафе, вошла Н. Как же она постарела, черты лица стали еще более мужскими, резкими. Узкий нос – почти клюв, лицо бледное, сжатые губы, короткая стрижка… Очень похожа на птицу. Одета по-монашески – в черной, грубой шерстяной юбке и в такой же черной блузе. Посмотрела вокруг беспомощными близорукими глазами. Потом стала рыться в сумке, видно, искала очки.

Я тотчас глянул на часы и, сославшись, что запамятовал о следующей встрече, встал и неторопливо вышел в другую дверь.

…Только впоследствии ее нелепый муж все узнает и все поймет. Но это случится уже перед его расстрелом на моей родной Лубянке.

Коба вызвал меня в Москву. Сначала я уехал из Парижа в Берлин. Уже оттуда, изменив внешность, отправился в столицу. Ехали мы в одном поезде с братом Нади Павлушей Аллилуевым и его семьей.

Жена Павлуши Женя – высокая русская красавица с золотистой косой. Муж называл ее Розой новгородских полей (она родилась в Новгороде). Я первый раз увидел их вдвоем в гостях у Кобы. Уже тогда заметил, что мой великий друг весьма неровно дышит к этой красавице.

Нас встречал на огромном старом «линкольне» отец Нади и Павлуши. На этом «линкольне» возили Ленина, теперь Коба распорядился возить на нем старика Аллилуева.

После европейских столиц с роскошными витринами магазинов, залитых днем и ночью светом реклам, Москва казалась унылой, серой, безрадостной, обшарпанной, в каких-то жутких, нищенских заборах. Ужасно одетая толпа – в темном, сером, латаном-перелатаном. Особенно несчастно выглядели дети, ходившие, как правило, в обносках с плеча старших братьев. Лица худые, бледные. Еда была только по продуктовым карточкам. Продуктовая карточка – это бумажка, поделенная на клеточки с определенной датой и видом продуктов. «Сахар», «крупа», «хлеб», «масло» и т. д. Работающему человеку полагалось одно количество продуктов, неработающему члену семьи работавшего (иждивенцу) – гораздо меньшее. Карточек не имели «лишенцы» – лишенные политических прав «бывшие»… Детей в магазин старались не посылать, боялись, что они потеряют драгоценную карточку. Без карточки можно было умереть с голоду.

Ехали по Москве. Я слишком часто возвращался в столицу, контрасты меня уже не удивляли. Но импульсивная Роза новгородских полей восклицала:

– Боже мой, только Кремль и остался! – И еще что-то подобное.

Помню, как Павел бледнел от ее реплик, но остановить стеснялся. Стеснялся своего страха. Хотя конечно же не сомневался – шофер донесет…

Дома я узнал добрую весть: моя жена беременна. Ее поездка в Берлин оказалась для нас счастливой. Но поговорить не успели – Коба вызвал меня в Кремль.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное