Апокалипсис от Кобы. Иосиф Сталин. Начало

Жалкие людишки сидели в Думе!

Помню, как я впервые отправился в пекло – в Таврический дворец, где заседал этот самый Комитет Государственной думы. Я жил тогда на окраине. Пешком пришлось пересекать город… Как же я наслаждался долгожданным воздухом Революции! Ах ты, любушка моя, Семнадцатый год! Как я жалел, что нет со мной моего удалого друга!..

Мимо Петропавловской крепости постарался пройти побыстрее. Крепостные ворота были угрожающе закрыты, да и красного флага над крепостью не подняли. Красными флагами присягали тогда Революции. Зато как перешел Троицкий мост, у Летнего сада увидел все то же радостное безумие красной, кровавой краски! Все та же толпа, увешанная красными бантами, шла по мостовой. Через толпу с трудом пробирались легковые автомобили. Солдаты с винтовками лежали на их крыльях. Везли вождей Думы на заседание. Но я не сомневался – это только начало. Разве этим господам справиться с восставшей стихией! Будто в ответ на мои мысли – целая вереница грузовиков. В кузовах – матросня, мужики – по виду мастеровые, девушки – по виду курсистки. И солдаты. И опять без офицеров. Размахивают руками, что-то кричат. Стрельба по поводу и без повода. От восторга! «Пальнем-ка пулей в Святую Русь!» Дошел до здания охранного отделения и обомлел. Оно горело. Пламя освещало огромную толпу, весело глазевшую на жалкие попытки двух пожарных (остальные давно разбежались) справиться с огнем… Толпа радовалась – горит старая жизнь. Не понимали – горит картотека секретных агентов полиции. Успели поджечь. Но кто? Глупые молодые революционеры? Или некто заинтересованный? Полиция или провокаторы? Или все вместе? «Кто их нынче разберет!»

У самого Таврического дворца – месиво, скопление солдат и грузовиков. Пришли присягать Думе. С красными повязками на рукавах или с красными бантами на серых шинелях. Серое с кровавым солдатское море топчется у колонн дворца… В грузовики грузят какие-то припасы, оружие. По чьему приказу? Куда? Может, нет никакого приказа, попросту грабят?! На мостовой – недалеко от Таврического – брошенная пушка, и рядом ящики со снарядами. Бери, стреляй, воруй. Делай, что хочешь! Наша Революция!

Выбежал из дворца, встал на верхней ступеньке глава Думы, громадный задыхающийся Толстяк Родзянко – так его прозвал царь. Теперь он сам – царь! Зычным командирским голосом прокричал в толпу:

– Служите доблестно свободному Отечеству, солдаты Великой России!

Солдатня пропустила ненавистное «служите», зато радостно восприняла бесконечно повторяемое нынче слово – «свобода». И дружно закричала «ура!».

Родзянка (так его называют солдатики) уже исчез во дворце… И тотчас ожил поток желающих попасть туда. Поток понес и меня вверх по лестнице. Охрипшая охрана у входа молила: «Пропуск, господа! Показывайте пропуска! Где ваш пропуск?» Какой тут пропуск! Человеческой волной пронесло меня внутрь мимо охраны, дальше по коридору. Здесь прямо на полу сидели солдаты – ружья сложены в пирамиды, курят махорку, пьют чай, закусывают хлебом с селедкой или попросту спят, растянувшись на полу. Дворец, превращенный в казарму. Революция! Все-таки я дожил!

Между солдатиками куда-то бегут, спешат депутаты, ухоженные, в отличных визитках. В бесчисленных комнатах заседают бесчисленные комиссии.

Насмешливый голос сзади: «Наполеон глядел на толпу, штурмовавшую дворец короля, и отметил: „Одна батарея вмиг рассеяла бы всю эту сволочь!“ Одну хорошую роту! Клянусь, одной хватило бы!..»

Оборачиваюсь. Офицер – полковник – разговаривает с другим офицером и не боится! Я приготовился схватить негодяя, но его уже унес живой поток. Этот сукин сын не понимал: прелесть Революции в том, что дивизии и батареи, и вправду могущие ее остановить и уничтожить, почему-то не появляются. Должно быть, так же Людовик XVI в Версале, как теперь наш Николашка на фронте, гадал: куда же исчезло его верное дворянство, где она, столь послушная вчера армия?

В тот день я долго толкался в коридорах Думы, пытаясь понять, что делать нам, горстке большевиков. Уже под вечер, выйдя из дворца, увидел частую тогда картину. Опасаясь расправы, в Думу приходили сами сдаваться царские министры, полицейские чины. Но иногда их приводила разъяренная толпа. Помню, как солдатики волокли по ступеням седобородого в великолепной шубе с бобровым воротником. Видно, кто-то из больших сановников. По-революционному волокли – за этот самый бобровый воротник. Седобородый покорно-жалко семенил. Уже кричали снизу из толпы:

– Да что его вести! Кончай мерзавца!

И в этот самый миг на ступени Думы, на этот нынешний народный форум, пулей вылетел из дворца некто во френче – худой, весь дергающийся. Будто заклиная, выкинул руку! И яростно, страшно, приказным тоном крикнул:

– Оставьте мне этого человека! Его будет судить наш беспощадный революционный суд!

Такое бешенство, такая угроза была в его крике! Толпа в страхе замолкла.

И он увел арестованного в глубь дворца.