Апокалипсис от Кобы

Самого расстрела я не видел. Точнее, не захотел видеть. Не потому, что чувствовал угрызения совести. Просто было поздно, мне требовалось выспаться перед дальней дорогой. Но потом я часто вспоминал фразу великого князя.

И опять горькие деньги и кровавые бриллианты не помогли. Пока я добирался до Будапешта по стране, охваченной гражданской войной, наступил конец очередного миража. Венгерская республика пала. Драгоценности Романовых понадобились товарищу Беле Куну и его сподвижникам только для того, чтобы бежать в Австрию.

Товарищ Бела, фанатичный коммунист (как я восхищался им тогда!), нашел приют у нас. (Через двадцать лет этого беспощадного отца венгерского коммунизма расстреляет другой беспощадный коммунист, мой друг товарищ Коба.)

Странная смерть Черного Дьявола

В том же кровавом марте 1919 года умер самый доверенный человек Ильича – Яков Свердлов.

Каждый раз, возвращаясь в страну, я слышал имя Свердлова, связанное с самыми кровавыми событиями. Он подавлял мятеж левых эсеров, беспощадно расстреливал казаков, конфисковывал хлеб в деревне… Но мы, старые партийцы, знали: все это приказывал Ильич… Ильич был мозгом Свердлова, Свердлов – руками Ильича. Помню, Ленину сообщили о восстании крестьян в Пензе. Он тотчас набросал на бумажке распоряжения Свердлову: «Начать беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев… организовать концентрационные лагеря». Все моментально исполнил неутомимый Свердлов. Мы преклонялись перед его умением исполнять беспощадные ленинские приказы, «якобинские приказы» – как называл их сам Ильич.

Когда Ленин болел, заседание Совнаркома проводил Свердлов. Однажды я присутствовал на таком заседании (меня отправляли в Берлин с царскими драгоценностями). В перерыве Троцкий, приехавший с фронта, спросил Свердлова:

– Кто все-таки решился расстрелять всю царскую семью?

Свердлов помолчал (я был в комнате). Но потом посмотрел на меня и громко ответил:

– Мы тут решили. Екатеринбург должен был пасть, и Ильич считал, что нельзя им (белогвардейцам) оставлять живого знамени.

Он давно перестал разделять себя и Ильича. Они с Ильичем стали «мы». И он хотел, чтобы все об этом знали.

Я был в Германии, когда эсерка Фанни Каплан стреляла в Ленина. Мне рассказали, как раненый Ильич лежал в кремлевской квартире, и Троцкий, всегда чувствовавший себя наследником, немедленно примчался с фронта. Но Свердлов отверг все попытки назначить «исполняющего обязанности Председателя Правительства».

Он сам занял ленинский кабинет и, в ожидании выздоровления Вождя, лично подписывал документы его именем. Пока Ленин приходил в себя, Черный Дьявол (он все чаще так себя называл) организовал месть – беспощадный красный террор. Расстреливали царских сановников, священников и просто аристократов. Пятьсот человек были убиты за одну ночь в Петрограде. Говорилось, что цель этого – «ужаснуть врага». А на деле – связать всех нас круговой порукой. Теперь впереди нас ждали победа или смерть.

Я вернулся из Берлина, когда Ильич начал выздоравливать. Доложил обстановку Свердлову. Мне удалось тогда многое, наша агентурная сеть заработала. Революционное движение в голодной Германии с пришедшими с фронта изувеченными нищими калеками было перспективным. Но Свердлов попросил меня забыть на время о Германии:

– Наше положение очень тяжелое. Ильич тревожится. Мы… – (опять «мы»!) – подумали здесь: организовать группу товарищей-боевиков… Вы должны обеспечить безопасность, если Ильичу и руководству партии придется бежать. – И добавил: – Если со мной что случится, паспорта и прочее – там… – Он указал на огромный сейф в углу кабинета.

Как я потом узнал от Кобы, «прочим» были золотые царские червонцы, часть царских драгоценностей из Екатеринбурга, кредитные билеты на огромнейшую сумму и заграничные паспорта.

Я, как и все мы, считал, что Ильич души не чает в воистину верном псе…

И вот Свердлов умер. Одни говорили, что это была жалкая простуда и он попросту «сгорел» на работе, организм не выдержал ночных бдений и постоянной революционной ярости, в которой пребывал. Другие называли «испанку», косившую тогда людей. Я был на похоронах. К моему (и общему) изумлению, прощаясь с любимым соратником, Ильич произнес лишь сухие, обязательные слова: «Товарищ Свердлов один исполнял работу огромного коллектива…» и так далее.

Все решили, что это весьма обычное свойство необычного человека: Ленин попросту сердился на Свердлова за то, что тот так не вовремя умер, лишив его верного помощника…

Место оказалось вакантным. «Мы» более не существовало. Но было ясно: Ленин уже не мог без «мы». Требовался столь же работоспособный товарищ, умеющий так же безоговорочно воплощать в жизнь ленинские решения. Все знали – Ильич его тотчас начал искать.